– Мне говорили, что драгоценности и личные вещи. Сэр, если вы обвиняете меня…

– Я ни в чем вас не обвиняю, добрый мастер Барвик.

– Знаете, я не привык, чтобы меня так допрашивали, – развел руками столяр. – Возможно, кто-то сделал слепок с ключа королевы. Если это так, то они могли открыть сундук, если действовали осторожно. Кто-нибудь из этой толпы, из окружения королевы. Конечно же, она не носила его на шее все время. Я честный человек, у меня хорошая репутация, – добавил он. – Спросите всех, кто меня знает. Я простой плотник в этой мастерской.

– Как сам наш Господь, – заметил Джек с непроницаемым лицом.

* * *

Мы с Бараком вернулись обратно во двор – стражник сопровождал нас чуть позади.

– Боже, – сказал мой помощник, – и все это – чтобы одеть нескольких женщин!

– Больше, чем нескольких, я думаю. Всем леди предоставляются наряды, но за работу платят они сами.

Джек остановился и повернулся на каблуках.

– Этот сундучник – он встревожился.

– Да. И в прошлом году он был главой своей гильдии. Как он говорит, это дело требует расходов.

– Ему хорошо платят на его нынешней работе.

– Но и расходы немалые. А учитывая, что деньги дешевеют, да еще все эти налоги для ведения войны в нынешнем году, всем приходится экономить. Ему могли понадобиться деньги. – Я замедлил шаг. – Мог он кому-то сделать дубликат ключа? Он не знал, что королева постоянно носит его на шее. – Я задумался. – Полагаю, мы дадим ему немного попотеть и доложим лорду Парру.

– Воровать у королевы – опасное дело. Если поймают, повесят.

– Мы оба знаем, на какой риск люди идут ради денег. Особенно те, кто добился положения и хочет удержать его.

Барак искоса посмотрел на меня.

– Вы сказали, мы дадим ему немного попотеть.

– Прошу прощения, оговорился. Я же сказал, что мне нужна твоя помощь только насчет сундука и ключа.

Мой товарищ оглядел двор замка Бэйнардс. Там разгружали еще одну повозку.

– Боже, – снова проговорил Барак, – и все это – чтобы на знатных леди были красивые платья! Хорошо, что мы не взяли с собой Тамасин. Ее было бы не выгнать отсюда.

– Не забывай: она не знает, что ты здесь. А то была бы очень недовольна.

– Не забуду. А что вам нужно от вышивальщика?

Я вздохнул. Джек уже заинтересовался моим делом, и ему будет нелегко это оставить.

– Лишь попытаться отследить обрывок тонкого кружевного рукава, который нашел Николас. Это может быть связано с кражей, – ответил я. – Вышивальщик может помочь – предположить, кто сделал это кружево.

– Тогда вам может понадобиться кто-то, чтобы порыскать среди вышивальщиков.

– Думаю, это работа для Николаса. В конце концов, это он нашел манжету.

Барак как будто бы испытал разочарование, но потом кивнул:

– Вы правы, это работа для новичка.

– А теперь у меня встреча с вышивальщиком.

Джеку явно не хотелось уходить. Он потеребил бороду, но я приподнял брови и стал молча ждать, когда Барак уйдет.

– Хорошо, – сказал он наконец и, пожав плечами, быстро вышел в ворота.

* * *

Я кивнул стражнику, и он снова вывел меня в коридор и постучал в другую боковую дверь.

Внутри за столом работал какой-то человек: придвинувшись к окну, чтобы было светлее, он вышивал на ткани цветы – такие крошечные, что ему приходилось смотреть через увеличительное стекло на штативе. К моему удивлению, это был большой чернобородый парень, хотя пальцы у него были длинными и изящными. Когда я вошел, он поморщился и встал. Для человека его роста жизнь в постоянно сгорбленном положении была прямой дорогой к болезням спины.

– Мастер Галлим? – спросил я. – Главный вышивальщик королевы?

– Да, это я. – В голосе чернобородого слышался сильный валлийский певучий акцент.

– Мэтью Шардлейк. Я расследую кражу у королевы драгоценного камня.

– Да, я что-то слышал про пропавший перстень, – проговорил Галлим с любопытством, но, в отличие от Барвика, беспечно. Да и не удивительно: он не был у меня под подозрением.

Я достал обрывок кружева и положил ему на стол.

– Мы думаем, что это могло принадлежать вору. Есть ли какая-нибудь возможность определить, кто это изготовил?

Галлим взял обрывок, и лицо его слегка сморщилось от отвращения, так как кружево немного запачкалось.

– Похоже на английский узор, – сказал он. – Кружево очень тонкое, дорогое. Ручаюсь, сделано кем-то из гильдии вышивальщиков. – Он осторожно отодвинул из-под увеличительного стекла тонкий шелк, над которым работал, и положил на его место обрывок рукава. – Да, в самом деле, отличная работа.

– Если изготовитель этого рукава сможет сказать мне, кто его заказал, это может нам помочь. И вы оба заслужите благосклонность королевы, – добавил я.

Мастер кивнул:

– Могу написать вам список имен. Сделать это мог один из дюжины вышивальщиков в Лондоне. Я бы сказал, что кружево было сплетено недавно – этот узор из маленьких вьющихся стеблей вошел в моду в нынешнем году.

– Спасибо.

Медленными осторожными шагами, снова морщась от боли, Галлим подошел к столу, взял перо и бумагу и написал список имен и адреса, после чего протянул листок мне.

– Думаю, тут все, кто может вам помочь. – Он самодовольно улыбнулся. – Я в гильдии с тех пор, как приехал в Лондон тридцать лет назад, и знаю всех.

Я взглянул на список. Кто-то должен будет обойти все эти лондонские мастерские.

– Благодарю вас, мастер Галлим, – сказал я. – Кстати, я не мог не заметить, что у вас проблемы со спиной.

– Такая работа, сэр.

– У меня, можете себе представить, та же проблема. – Вышивальщик тактично кивнул. – Один врач очень мне помог. Он практикует в Баклерсбери – это доктор Гай Малтон.

– Я подумывал, что надо сходить к кому-то. Во второй половине дня становится невыносимо.

– Могу порекомендовать доктора Малтона. Скажите, что это я вас прислал.

В тот вечер после ужина я поехал в Баклербери навестить Гая. Три дня назад мы расстались не на лучшей ноте, и я хотел попытаться восстановить отношения с ним, а заодно спросить про имя Бертано.

Во второй половине дня облака разошлись, и снова сияло солнце, отбрасывая длинные тени на ряд аптекарских лавок. Несмотря на то что Гай был родом из Испании и выучился на врача в великом французском университете в Лувене, его положение иностранца – мавра – и бывшего монаха потребовало долгих мытарств, прежде чем его приняли во врачебный колледж. До того он работал аптекарем, и, хотя теперь у него была обширная практика и статус английского жителя и он мог бы переехать в просторный дом, мой друг тем не менее предпочел остаться здесь – отчасти из-за своего монашеского обета бедности, а также потому, что старел и предпочитал все знакомое.