– Я хочу что-нибудь сделать для бедной женщины, – заявил я.

– Я попрошу лорда Парра.

– Этого пожелала бы королева, – сказал я и добавил: – Пришлите кого-нибудь поскорее.

* * *

Оставив добрейшую Рук понуро сидеть за столом, мы вышли на улицу и осмотрели повозку. Это оказалась дешевая деревянная телега, а парусина на ней была старой и тонкой. Но она представляла какую-то ценность, и вряд ли кто-то бросил бы ее здесь.

Мы медленно пошли по Патерностер-роу.

– Почему Элиас не убежал вместе с другими? – спросил Сесил.

– Потому что ему было нужно содержать мать и двух сестер, он не мог просто бросить их, – объяснил я.

Мой спутник согласно кивнул:

– Я доложу лорду Парру. Он, вероятно, захочет с вами поговорить, когда вы завтра утром отправитесь в гардероб королевы. – Молодой человек с любопытством взглянул на меня и добавил: – С вашим помощником, который когда-то работал на лорда Кромвеля.

– Кромвель был жестким и безжалостным человеком. Но в нем была вера. Если бы он увидел, как его выдвиженцы – Пэджет, Рич и Ризли – переметнулись к Гардинеру и помогают бороться против того, во что он верил… – Я покачал головой.

– Равновесие в Тайном совете вот-вот будет нарушено. Скоро вернутся из Франции сэр Эдвард Сеймур и лорд Лайл. Скоро будет подготовлен мирный договор. Это будет их козырем перед королем.

– Удержится ли мир?

– О, я думаю, да. Денежная система уже так подорвана, что английским деньгам в Европе не доверяют. Немецкие банкиры, ссудившие королю столько денег на войну, больше не позволят ему воевать. – Уильям грустно улыбнулся. – Вы же видите: Англия – банкрот.

– Это и в самом деле так.

– Но если мы разберемся с этим делом без неприятностей для королевы, реформаторы могут начать все сначала. – Молодой юрист говорил безучастным, отстраненным тоном, но я понял, что Уильям Сесил знает очень многое. Он снова уставился на меня своими выкаченными глазами, а потом приподнял шапку и поклонился. – Дай вам Бог доброго вечера, мастер Шардлейк!

После этого он повернулся и направился к реке, чтобы взять лодку в Уайтхолл.

Я шел домой по тихим улицам, глубоко задумавшись. Два человека были уже убиты, трое скрылись, а я ни на шаг не приблизился к выяснению вопроса, кто украл книгу королевы и зачем. Я чувствовал себя очень одиноким. Многого я не мог сказать Сесилу, и он не знал о пропавшей книге[25]. Единственными, с кем я мог говорить откровенно, были лорд Парр и королева.

Дойдя до Чансери-лейн, я свернул к Линкольнс-Инн, чтобы выяснить, действительно ли колокол звонил по Билкнапу. Привратник в дверях грелся на солнышке. Он поклонился мне.

– Дай вам Бог доброго дня, сержант Шардлейк.

– И вам также. Я слышал утром, звонил колокол.

Привратник запричитал благочестивым голосом:

– Мастер Стивен Билкнап умер, да смилостивится Бог над его душой! Женщина, которая ухаживала за ним, уже и гроб заказала. – Он кивнул в сторону двора – там как раз внесли гроб. – Его отнесут в морг коронера, чтобы лежал до похорон, потому что у него не было семьи.

– Да, – кивнул я.

Мой собеседник прищурился:

– Пожалуй, вы не очень будете горевать по нем.

Привратник знал все отношения в инне, включая и мою давнюю вражду с Билкнапом.

– Перед лицом смерти мы все равны, – ответил я. Благочестие за благочестие. Мне подумалось, что когда распространится новость о планируемом памятнике Стивену, у привратника будет просто великий пир сплетен.

Затем я направился к конторе Билкнапа. Теперь ставни в его комнате были открыты. В дверях послышался шум, и двое мужчин вытащили наружу дешевый гроб.

– Тело легкое, верно? – сказал один из них.

– Тем лучше для такого жаркого дня, – отозвался его напарник.

Они вынесли гроб из ворот, и залитый солнцем квадрат остался совершенно пустым. Был такой обычай: когда умирает член инна, при выносе гроба его друзья выходят во двор. Но никто не вышел оплакать Билкнапа.

Я пошел прочь, домой. Мне хотелось есть, ведь я снова пропустил обед. Открыв дверь, я услышал голос Мартина Броккета, кричащего с кухни:

– Молодая Джозефина, вы подчиняетесь мне, а не моей жене! И должны докладывать мне, где вы были!

Я встал в дверях в кухню. Мартин гневно смотрел на Джозефину, его обычно бесстрастное лицо покраснело. Я помнил, как ее отец привык запугивать девочку, приводя ту в дрожь и замешательство, и теперь мне было приятно видеть, что она не робеет, а смело смотрит на Броккета, отчего тот багровеет еще пуще. Агнесса стояла рядом, заламывая руки, а Тимоти у окна прикидывался невидимым.

– Нет, Мартин, – резко сказал я. – Джозефина отвечает передо мной. Она служит мне, как и вы.

Броккет взглянул на меня. Было почти смешно наблюдать, как он складывает лицо в свое обычное безразличное выражение.

– Что вы так набросились на девушку? – спросил я его.

– Сегодня моя жена, – он замахнулся на Агнессу, – разрешила этой девке гулять с тем молодым щеголем, не спросив у меня. И та вернулась поздно. Сказала Агнессе, что будет в три, а уже почти четыре.

Я пожал плечами:

– У Джозефины выходной. Она может возвращаться когда хочет.

– Если она встречается с молодым человеком, я должен быть извещен об этом.

– Вас известили. Ваша жена. И я видел, как вы смотрели на Джозефину, когда она уходила.

– Но ради приличия она должна была вернуться тогда, когда сказала! – Мартин уже еле сдерживался.

– Она взрослая и может возвращаться когда захочет. Запомните, Джозефина: если вы встречаетесь с любезнейшим Брауном в ваш выходной, если вы предупредили заранее Мартина, или Агнессу, или меня, то можете возвращаться в любое время до вечернего звона.

Девушка сделала книксен.

– Спасибо, сэр, – проговорила она и мельком бросила на Мартина победоносный взгляд.

– И больше никакого крика, – добавил я. – Не хочу ругани в своем доме. Джозефина, может быть, вы можете дать мне немного хлеба и сыра? Я сегодня не обедал. – С этими словами я вышел.

Это было не дело – вставать на сторону младшей прислуги в ее конфликте со стюардом, да еще в его присутствии, но Мартин довел меня до этого. Хотел бы я знать, какая кошка пробежала между ним и Джозефиной!

Из окна я видел, как Тимоти вышел из кухни и пошел через двор к конюшне. Повинуясь какому-то порыву, я решил проследить за ним.