И в этот раз я развел дембелей по постам таким же манером: отошли метров на пятьдесят от караулки, выкурили два косяка, я выстрелил осветительную ракету, минут через пять — вторую и, дождавшись дембелей с дальних постов, вернулся обратно в караулку. Рыжий вернулся позже меня и был очень удивлен той скоростью, с какой я развожу свои пять постов.

— Уметь надо! — объяснил я ему.

В самом деле, если Рыжему при разводе постов приходилось делать по полку круг длинной побольше километра, то мой маршрут был гораздо короче. Завидев ракету, дембеля снимались с постов чуть ли не бегом и времени на развод уходило совсем мало — только чтобы дождаться двоих со складов РАВ.

Однако время шло к полуночи и надо бы было поспать. Наркотический яд туманил голову и меня клонило ко сну. Но не судьба была мне поспать в эту ночь. Я зашел в спальную комнату и лег на свободный топчан. На соседних топчанах у дембелей во всю шло веселье. Термос мало помалу пустел, брага плескалась по кружкам и разговор клеился. Вспоминали свой первый год службы и свое «духовенство». Называли фамилии дедов, которые давно уволились в запас и уже второй год вкушали прелести гражданской жизни. Дайнека травил о том как он полез за бензином для зажигалки.

Обычное дело: привязал к зажигалке нитку, открыл бензобак, сунул в него зажигалку, дождался, пока вата пропитается как следует, вынул зажигалку и аккуратно ее вытер. Вот только к тому бензобаку был сверху привинчен КАМАЗ.

Для тех, кто не понял, поясню: дизель. На солярке работает. Никакого бензина в нем отродясь не было. Зажигалка, разумеется, была безнадежно испорчена, а сам Дайнека был нещадно бит дедушкой, пославшим непутевого духа ее заправить. Мирон, было вставил слово о мыслительных способностях Дайнеки, но Дайнека, не сбившись с дыхания, тут же вывалил историю о том, как сам Мирон полтора года назад прикуривал от трассера.

Спички в полку были в большом дефиците и, если появлялись в магазине, то моментально разлетались. Прикуривали кто от чего. Дедушки и черпаки от зажигалок, которые передавались из поколения в поколение, пока не ломались. Были даже приспособления из двух коротких проводков и маленькой спиральки от электроплитки. Концы проводков вставлялись в розетку, спиралька моментально розовела и можно было прикуривать. Такой способ требовал известной сноровки: если недодержать — спираль не нагреется, если передержать — перегорит. Духам прикуривать было не от чего: откуда у них зажигалка? Не заслужили еще. Поэтому, духи чаще всего прикуривали от трассеров и каждый дух носил с их собой в кармане. Немного, штук шесть. Если зубами вытащить пулю из гильзы, а из самой гильзы высыпать порох, то, вставив пулю обратно острым концом внутрь, получали удобное средство для прикуривания. Теперь следовало сильно постучать по трассеру чем-нибудь тяжелым и твердым: молотком или даже булыжником. Трассер воспламенялся, горючий заряд выгорал, накаливая пулю до бела и от нее могли прикурить три человека. Четвертый не успевал: гильза от пули нагревалась и начинала жечь руки. Приходилось срочно ее выбрасывать.

Дело, в общем-то, не хитрое — от трассера прикурить. Если тебе перед этим объяснят — как. Еще лучше, если покажут. Но Мирону никто ничего не показывал. Полтора года назад, когда Мирон был еще духом и служил в полку первый месяц, кто-то из дедов послал его прикурить. Мирон оббегал весь батальон, но спичек ни у кого так и не нашел. Тогда ему кто-то подсказал:

— Чего ты маешься? Прикури от трассера, как все люди.

Сказано — сделано.

Мирон пошел в оружейку, взял свой автомат, зарядил его одним единственным (молодец — хватило ума!) трассирующим патроном, вышел из оружейки и тут же, между палаток, выстрелил себе под ноги. Трассер вошел в грунт и Мирон принялся копать ямку, чтобы добраться до него и прикурить.

Война, конечно, войной, но выстрел в самом центре расположения полка да еще и средь бела дня — происшествие чрезвычайное. Кто его знает: что это за выстрел? Может, кто-то свел счеты с жизнью. Это еще ничего. Туда и дорога. А, может, кто-то рассчитался с сослуживцем. Это уже хуже: одного в могилу, другого — в тюрьму. На выстрел Мирона немедленно со всех палаток батальона высыпали пацаны и через минуту возле него собралась толпа и смотрела, как он ковыряет землю. Убедившись, что ничего страшного не произошло все разошлись по своим делам, посмеиваясь над «догадливостью» молодого бойца, а деды приказали черпакам провести с Мироном разъяснительную работу и научить его прикуривать как следует. Впрочем, в тот раз, кажется, все обошлось благополучно: получив пару раз по ушам, Мирон сам научился прикуривать и свой призыв научил.

Я лежал на топчане, слушал Дайнеку и не верил, что эти уверенные в себе и все знающие дембеля чуть больше года назад тоже были духами, как я сейчас. Еще больше мне не верилось, что через полтора годя я сам стану таким же. Умом я понимал, что разница в возрасте между нами — полтора-два года. Но тем же умом я понимал, что разница между нами — гораздо больше, возможно, целая жизнь. Нет, даже несколько жизней — жизней тех пацанов, которые не дожили до своего дембеля. А здесь сидят и травят байки те, кто выжил за два года в Афгане. Счастливчики, которых ждет Союз и скоро дождутся матери. А сколько из них не дожили? А сколько из моего призыва не доживет? А я — доживу?

Какой тут сон, когда такие мысли?!

— Эй, молодой! — окликнули меня — пить будешь?

Я повернулся на голос в темноте. Перед моим лицом замаячила кружка с ароматной брагой.

— Пей, разводящий.

«Нет, пожалуй, будет многовато», — подумалось мне, — «один чарс — коня с ног свалит, а если еще и бражкой отлакировать… Многовато будет. Совсем «вырублюсь».

— Пей, не держи кружку, — торопили меня.

«Хотя, с другой стороны… Ради уважения к старшему призыву…»

Сладкий хмельной напиток, явственно отдающий дрожжами, был мной принят из дембельской руки и немедленно выпит под одобрительными взглядами старших товарищей.

Не следовало мне этого делать.

Алкоголь и чарс (марихуана, анаша, план) никак не складываются. Они не складываются и даже не умножаются.

Действие друг друга они возводят в степень! Как в алгебре.

Пол и потолок спального помещения качнулись… и поменялись местами. Я сидел на топчане и мне было невдомек: отчего это дембелям пришло в голову устроиться на потолке? Если бы они догадались спуститься вниз на топчаны, то им бы было гораздо уютнее. И не надо было бы висеть вверх ногами. Надо бы им подсказать…

Но на меня никто уже не обращал внимания.

— Следующая смена — на выход, — в проеме двери стоял Барабаш.

Восемь дембелей поднялись с топчанов и двинулись к пирамиде за автоматами. Я, сохраняя равновесие, пошел за ними. Барабаш посмотрел на меня осуждающим взглядом, но ничего не сказал.

«Автомат — это, пожалуй, лишнее» — я глянул на пирамиду и мне расхотелось вынимать его оттуда, — «сначала — доставать его, потом обратно класть… таскать его на себе. Пусть он лучше меня пока тут подождет. Будем сниматься с караула — заберу. Да и делов-то — отойти на пятьдесят метров и дать ракету. Кстати, две последних остались».