— Сейчас мы умеем лечить только малые повреждения. У нас только основные эпигенетические триггеры. В конце концов все это переменится, но тем временем — что нам делать со старением? Наши предки мирились с ним тысячи лет…

Слово «но» ей уже произнести не удалось.

— Мы не твои вонючие предки!

Это крикнул Джефри Олсндот. Он сидел в глубине зала, и она его раньше не видела, но сейчас он вскочил в ярости.

Джефри?

Вокруг него сгрудился Амди, вытянув головы в выражении, которого Равна не могла понять.

Джефри орал во все горло:

— Как ты смеешь диктовать нам, ты, защищенная и самодовольная? Мы ради тебя умирать не станем, Равна! Мы…

Он продолжал орать и жестикулировать, но звука не было — акустика «Внеполосного» заглушила его голос.

Вскочили Ганнон Йоркенруд и еще кто-то:

Ты, королева недоделанная, мы ради тебя умирать не ста…

И их голоса тоже пропали.

И еще кричали так же безмолвно Тами Ансндот и другие. Равна огляделась в поисках управления звуком, но оно было встроено в общую автоматику зала.

Я не хочу никому затыкать рот!

Глаза сосредоточились опять на словах ее речи — еще же столько абзацев произнести! На миг она ощутила беспомощный ужас — а потом увидела, что в первом ряду встал Невил.

Слава богу. Они с Невилом рассчитывали, что он потом и будет говорить, когда дойдет до вопросов и ответов. Если бы только дойти сейчас до них и выбраться из этого кошмара.

Она махнула рукой, призывая его подняться на трибуну.

Невил взбежал по ступеням на возвышение, но не стал обходить вокруг, чтобы занять ее место. В зале все еще стояли Джефри и другие, но уже не кричали, зато недовольный ропот шел, казалось, от всех зрителей одновременно.

Невил повернулся к залу и поднял руки, призывая к спокойствию. Помедлив секунду, все возмутившиеся опустились на скамейки.

— Ребята, это наш Новый зал. Это его Равна для нас построила. Вот мы и должны им воспользоваться, чтобы делать правильные вещи, а не орать.

Ропот и сердитые возгласы стихли — естественным образом, насколько могла судить Равна, — и все смотрели на Невила, уделяя его разумным словам внимание, которого они заслуживали.

Равна глянула через плечо на огромный нависший над сценой экран. Камера все еще была нацелена на нее. Может, она переключится на Невила, если отойти от трибуны. И Равна шагнула в сторону, потом спустилась с помоста — но даже когда она села на один из боковых стульев, на экране было ее лицо, теперь нахмуренное.

Зрителям же была видна человеческих размеров фигура Невила, стоящая на трибуне. Но хотя бы голос его не глушили:

— Вот это, пожалуй, самое важное насчет Нового зала: именно здесь мы, беженцы, заявляем свое мнение и подаем свой голос.

Он посмотрел влево от себя, где была Резчица.

Королева вежливо кивнула ему парой голов, и голос ее звучал откровенно примирительно:

— Ты совершенно прав, Невил. Давно уже пора людям и стаям Домена обрести право быть услышанными.

Невил посмотрел вправо, на Равну:

— Равна, а ты?

— Ну конечно! Я…

Но он снова обернулся к залу, и Равна позволила ему вести выступление. Это было лучше, чем ее репетиции.

— И вот я думаю, вопрос таков: что ставить на голосование? — Он усмехнулся, и в зале откровенно засмеялись. — Я думаю, много есть разного. Например, важно вот что: когда мы встаем говорить, наши голоса всегда должны быть слышны.

Согласие прозвучало громко и, к счастью, не было заглушено.

— Я думаю, что самым важным вопросом являются медицинские исследования. И не только для того, чтобы мы выглядели молодыми и красивыми. — Он снова осветился улыбкой и стал вдруг очень серьезен. — Тимора Ристлинга вы все знаете.

Невил махнул в сторону переднего ряда, где сидел Тимор. Когда Невил на него показал, следящая камера наконец проснулась, включила логику, и Тимор вдруг воздвигся на заднике сцены. И не только как портрет. Видны были жалко скрученные конечности, слабая дрожь рук. Мальчик посмотрел на огромное изображение — и захлопал в неожиданном ликовании.

Невил улыбнулся ему в ответ и посмотрел снова в зал.

— Сколько из вас помнит Тимора таким, каким он был в Верхней Лаборатории? Я помню, хотя ему тогда было едва ли четыре года. Его родители поддерживали логику загрузки устаревших систем — работа почетная, и они ее делали хорошо. И у них были все основания верить, что сын их вырастет таким же почтенным членом общества. Но вышло не так. — Голос Невила стал печальным. — Вышло так, что в той ситуации, в которую мы попали здесь, он чуть не погиб. — Невил посмотрел на аудиторию и сказал с обдуманной решительностью: — Такого бремени не должен нести никто: ни Тимор, ни кто бы то ни было.

Эти слова были встречены приветственными криками.

В последующие декады Равна Бергсндот мысленно прокручивала этот момент собрания снова и снова и поражалась, как причудливый рисунок фактов опрокидывал ее предвзятые понятия, как недоумение постепенно сменялось пониманием. Она помнила, как стояла, махала рукой Невилу, пытаясь привлечь его внимание, пытаясь вернуть его туда, куда он, по ее мнению, вел — к разговору об усовершенствованных гибернаторах.

Но Невил уже шел дальше, оседлав волну одобрения, идущего, казалось, со всех сторон.

— Так что — да, нам есть что ставить на голосование. Но это всего лишь один из симптомов системной проблемы, которую мы должны решить. Не важно, по каким причинам, но тут вокруг слишком много секретности. Не должен Исполнительный Совет заседать тайно. Может быть, вообще не должно быть Исполнительного Совета. Я ради этого готов отдать там свое место.

В аудитории несколько человек вскочили, желая говорить. Невил остановился и обратился к одному:

— Джефри?

Джефри встал, подбоченившись. Голос у него был злой, на Равну он старался не смотреть. Амди окружил его плотным кольцом, только какая-нибудь голова показывалась время от времени.

— Хочешь один вопрос для голосования? Только это не то, нужен ли нам Исполнительный Совет или ты в нем, Невил. Настоящий вопрос в том, будет ли нами править мегаломаньячка, загоняющая нас всех в могилу!

И на миг воцарилось полное молчание. На миг, наверное, каждый был так же ошеломлен, как Равна. Потом вскочил Ганнон Йоркенруд, громко крича в поддержку Джефри. Но и остальные тоже повскакивали, и вдруг Венда Ларсндот и Ганнон Йоркенруд заорали друг на друга.

Невил снова поднял руки, и через несколько секунд хаос стих. Венда сердито села, потом сел Йоркенруд и другие. Еще несколько секунд Невил выдержал паузу нарастающей тишины. А потом сказал: