И было, когда завершил Бешт святые свои речи, упал гвир ничком и возопил во весь голос: “О горе мне! Я тот самый человек, ибо до того, как я приехал сюда, пришел ко мне бедняк, и постучал в мою дверь, и я вышвырнул его вон, и упал он замертво на пороге дома моего, ныне же и все прочее молнией проникло в сердце мое, и знаю я, что зло причинил себе и в прошлой жизни, и в этом перерождении”. И возопил он громко и горько. И спросил он Бешта, затворились ли врата надежды [для него] и возможно ли еще искупление прегрешений его. И отвечал ему: “Ежели разыщешь сыновей того бедняка и добьешься от них прощения, то надежда есть еще, а иначе – исторгнут будешь из могилы своей, как пагубное семя, и сойдешь в преисподню с худшими мира сего, ибо проклят ты пуще всех: душу ты загубил свою и погубил друга, который ради тебя снова сошел в сей мир, дабы отвратить тебя от дурных твоих путей и не дать тебе низвергнуться в бездну. Ты же знай, что есть Господь-судия на земле”.

Теперь же, господа и учителя мои, – завершил гаон из Каменки, – знайте и разумейте, что сей страшный случай – не пустое. И кто знает, в какой жизни женщина сия задолжала тому человеку, так что был он послан в сей мир, только чтобы вернуть свое и тотчас испустить дух».

(Кеѓаль хасидим, лист 19б)

Однажды в канун святой субботы, после утренней молитвы, Бешт, да будет благословенна память праведника, сказал двум своим ученикам: святому рабби Давиду Лейкесу и святому рабби Давиду из Миколаева, да будет благословенна память праведника: «Поторапливайтесь и собирайтесь в путь». И спросили его, придется ли им справить субботу в дороге, и сказал им: «Именно так». И взяли они с собой субботние одеяния, а он не сказал им, в какое место поедут и по какому делу, они же не спрашивали его, ибо так он обычно вел себя со святыми своими учениками, которые безмерно доверяли ему и понимали, что раз он не сказал им, значит, и сами узнают, по какому делу и куда ехать. И, как обычно, в святости их ужалась пред ними дорога[248]. И проехали они великое расстояние, и лошади их шли и не останавливались отдохнуть, пока не приехали в один город и не встали там возле одного дома. Тогда поняли они, что должны остаться на субботу в этом городе и в этом доме. И вошли внутрь дома, и увидели там благообразного старика, готового идти в синагогу на молитву. И поняли, что тот – городской раввин, он же приветствовал их. И понял по облику их, что они – большие люди. И спросил их, откуда они. И сказали ему: «Из города Меджибожа». И спросил их, в какой стране находится город Меджибож, ибо он никогда не слышал про город Меджибож, столь далеко от Меджибожа находился тот город. И сказали ему, в какой стране он. И спросил их, в какой день они выехали из Меджибожа. И сказали ему, что в тот же день выехали оттуда. И крайне чудно показалось сие тому. И попросили его подождать их, пока они сходят в микву. И обещал им, что подождет. И пошли они в микву, раввин же читал у себя дома Шир ѓа-ширим[249]. Тем временем пришел в дом раввина синагогальный служка и сказал ему, что много народу собралось и ожидает его, и крайне странным кажется им, что раввин не пришел в синагогу в обычное для него время в канун святой субботы, и еще спросил его, отчего он читает Шир ѓа-ширим у себя дома, ведь обычно в канун субботы он читает Шир ѓа-ширим в синагоге. И сказал ему раввин: «Вот, приехали ко мне два почтенных человека провести со мной субботу и просили меня подождать, пока они не вернутся из миквы. Тем временем гости пришли из миквы и пошли вместе с раввином в синагогу. А у святого учителя рабби Давида из Миколаева было заведено молиться перед ковчегом во всяком месте, где он оказывался, и тут поступил он так же. И встал на молитву перед ковчегом, не испрашивая ни у кого соизволения, и еще прочел 107-й псалом, Году, и Патах Элияѓу, и Ядид нефеш[250], как научился у святого своего учителя Бешта. И показалось это чудным и странным раввину и обществу, ибо никогда они не слышали о таком обычае и ни в какой книге не видели такого, то есть чтобы все сие читалось в канун святой субботы перед молитвой минха. И хотя и была у них на сердце досада на святого рабби Давида и сильно негодовали они из-за того, что он встал перед ковчегом без их соизволения и из-за всего прочтенного им не по их обычаю, тем не менее благодаря сладости святых речей, что выходили из святых уст его, пришелся он по сердцу всему обществу. После молитвы стали спрашивать собравшиеся раввина, кто сии люди. И рассказал им, что они из города Меджибожа. И сказали все, что отроду не слышали о городе Меджибоже. Когда же рассказал им раввин, что они сказали ему, что только сегодня выехали из Меджибожа, то все поразились еще больше, ибо понимали: большое расстояние отделяет то место от Меджибожа и невозможно проделать столь длинный путь за один день. Когда же вернулись они с раввином к нему домой, тот сел в отдельной комнате учить там Тору, они же простились с ним. И услышали домочадцы раввина, как один из них спрашивает другого, чем занимается теперь святой наш учитель у себя дома, другой же отвечает ему. И так было несколько раз. Затем вошел раввин в комнату, где были гости, и они произнесли кидуш и приступили к субботней трапезе, и раввин говорил слова Торы за столом. Тогда также и раввин услышал, как один из них несколько раз за время трапезы спрашивал другого, чем занимается теперь святой наш учитель, а тот отвечал ему. И показалось это весьма странным раввину и домочадцам его. Наутро снова встал святой учитель рабби Давид из Миколаева перед ковчегом, и всем, кто слышал святые речи его, они показались слаще меда в устах. И за утренней трапезой снова слышали раввин и домочадцы его, как они спрашивали друг друга, чем занимается теперь наш учитель. Так было и за третьей трапезой. И вот, после вечерней молитвы и гавдалы, произнесенной над бокалом с вином, стали они собираться в путь и сказали раввину, что хотели бы проститься с ним, ибо желают ехать в Меджибож. И просил их раввин, чтобы остались у него переночевать или, по меньшей мере, разделили бы с ним трапезу проводов царицы. И сказали ему, что, если будет на то Божья воля, поспеют они на трапезу проводов царицы к учителю своему Бешту. И вот, весьма поразился раввин всему виденному и слышанному от них за субботу, также и они рассказали ему о величии их святого учителя. И на исходе святой субботы, когда они сказали ему, что поспеют к учителю своему на трапезу проводов царицы, сказал им раввин: «Не смогу я поверить в это, разве только поеду вместе с вами и увижу своими глазами». И они согласились на это, ибо поняли, что ради сего и приезжали туда, ибо по их разумению помимо сего ничего там не совершили. И стали торопить раввина. Сказал им: «Должен я испросить разрешения у благодетеля города», – ибо таков был там обычай. И пошел, и получил дозволение у благодетеля. Затем сказал им обождать немного, пока он не поест за трапезой проводов царицы, ибо так у него заведено: не выезжать [из дома], даже недалеко, прежде трапезы проводов царицы. И подождали, пока он откушает, а потом поехали вместе, и ужалась пред ними дорога, как обычно бывало в святости их. И сказал им раввин, что не в силах вынести такую езду, ибо не привык к такому и очень тяжело ему. Тогда они навели на него сон, и он спал, пока они не приехали в Меджибож. Тогда разбудили его и сказали ему, что прибыли в Меджибож, с Божьей помощью. Войдя же в дом Бешта, совершил тот раввин омовение рук, и Бешт приветствовал его. Бешт же сидел о тот час с учениками своими за трапезой проводов царицы. И сказал Бешт тому раввину: «Хоть ты уже и откушал за трапезой проводов царицы у себя дома, тем не менее попробуй что-нибудь и от нашего стола». Тот так и сделал. После трапезы призвал его Бешт в отдельную комнату и сказал ему: «Составь завещание своим близким, ибо ты умираешь». И заплакал горько раввин и сказал: «Неужто ради сего приехал я сюда?» И сказал ему Бешт: «Да, это правда». И стал поторапливать его, и сказал ему: «Приготовься, дабы не умереть тебе, не дай Бог, без покаяния». И сказал ему: «Подготовь завещание близким своим и положи в изголовье, я же отошлю твое завещание к тебе домой». И велел Бешт святому рабби Давиду из Миколаева приютить того у себя и приставить к нему слугу для услужения. И сделал рабби Давид, как велел ему Бешт. И велел тот слуге принести себе чернила, и перо, и бумагу, и затворил дверь за собой, и написал завещание близким своим. И тотчас почувствовал, что иссякают силы его, и вымолвил Шма Исраэль со всей мочи, и отлетела душа его в один миг. И было наутро, когда подошло время чтения Шма, и слуга уж заждался, а раввин все не открывал дверь своей комнаты, тогда слуга громко постучал в дверь, но никто не открыл, и вынуждены были ломать дверь. И увидели, что приезжий раввин умер. И побежал слуга и сказал святому рабби Давиду. А рабби Давид сказал Бешту. И ответил Бешт: «Знаю я, знаю, ради этого и посылал я вас – привезти его сюда». Теперь же иди и позаботься о нем, как подобает, и окажи ему почет, о часе же похорон дай мне знать. И сделал святой учитель рабби Давид, как повелел ему Бешт. В час похорон вышел Бешт проводить того [в последний путь], и встал подле носилок, и сказал умершему: «Выслушай, старче, слова мои. Знай, что вот уже три раза ты приходил в сей мир, в первый раз ты прожил восемьдесят лет, и все дни жизни твоей учил Тору, и молился, как подобает, и совершал благие деяния, перед самой же смертью отступился от Бога Израиля, и вынесен был тебе Высшим судом приговор воплотиться второй раз, но и во второй раз ты поступил в точности так же, как и прежде, и вышел тебе приговор воплотиться в третий раз, и в третий раз ты учил Тору и совершал добрые дела, и мне ведомы и учение твое, и служение твое, и пределы их, и пожалел я душу твою. Ибо, если бы ты, не дай Бог, и в третий раз сделал бы то же, что в первые два раза, то пропал бы навек, не дай Господь. Посему я послал за тобой, дабы привезти тебя сюда, чтобы ты умер в раскаянии, и теперь ты не должен сетовать на меня, ибо я совершил все сие для тебя, ради блага твоего у последней черты».