— Ему не все равно, — шепчу я, обнимая подушку.

Ворочаясь в мягком коконе одеяла, я никак не могу успокоиться. Томление то сменяется страхом, то его вытесняет эйфория. Прикоснувшись к узору под ключицей, я устремляю взгляд в окно, и с ужасом осознаю, что радость растворяется в предрассветном сумраке. Вдруг мне показалось? И я все надумала? Люцифер просто поцеловал меня, как и раньше. С чего я взяла, что теперь все изменится?

Понимая, что задремать не удастся, я откидываю полог. Девчонок не разбудить возней, и я, не таясь, хожу по комнате, словно это может утрясти сумбур в моей голове. Сделав несколько кругов, в задумчивости я задеваю тумбочку, где вперемешку с пергаментами валяется всякая всячина — помады, браслеты, и даже амулет, который Зепар в спешке выкинул в сеноте, чтобы скрыть кражу, а Айри притащила в спальню как очередной трофей от Данталиона.

Я воспринимаю это как знак свыше. Если заснуть не судьба, то хоть с мороком попрактикуюсь. Отбор все ближе, нужно пользоваться моментом и чаще тренироваться.

Представляя лицо Лэм, я тянусь за кристаллом, но едва ладонь касается полупрозрачных граней, перед глазами мелькает крохотная ручка младенца. Вцепившись в мои пальцы, он забавно их сжимает, прежде чем я успеваю закричать от неожиданности. Комнаты вокруг давно нет — только стены храма. Никогда прежде я так молниеносно не погружалась в видение! Очертания кажутся четче и ярче, а звуки и запахи насыщеннее. Я чувствую аромат ладана, тепло свечей и легкое дуновение ветерка, проникающего сквозь распахнутую дверь.

Ребенок снова стискивает мою руку, требуя внимания, и я — в чужом теле — нежно убаюкиваю его, стараясь не помять взъерошенные пестрые крылышки. Амулет на моей груди служит игрушкой. Младенец радостно хватает кристалл и теребит маленькими пальчиками.

— Все хорошо, Саат, — я целую макушку с едва заметными рожками. — Мама заберет тебя домой.

Он прикрывает веки и практически засыпает, когда в спину прилетает суровый возглас:

— Твой сын проклят!

— Не подходи, Израэль! — рычу я, выставив перед собой свободную руку. В ней тут же вспыхивает огненный шар. — Иначе поплатишься жизнью.

Испугавшись шума, Саат начинает плакать. Выхватив мечи, крылатые фигуры приближаются ко мне по проходу храма.

— Ты не сможешь вырастить его с одним из начал, — Визарий осторожничает, не решаясь замахнуться.

Теперь я узнаю его с легкостью.

— Он не двукровный! — в истерике кричу я.

— Прислушайся к голосу разума, — не унимается Визарий. — Молю тебя, отдай ребенка, Луциана.

Услышав имя, я роняю амулет.

— Так это был ее сын… — бормочу я, оседая на пол.

Вот почему Люцифер скрывает произошедшее в храме.

[1] Licitum sit (лат). — Да будет дозволено.

[2] «Малый ключ Соломона» или «Лемегетон» (от лат. Lemegeton Clavicula Salomonis) — одна из наиболее известных средневековых книг, содержащих сведения о христианской демонологии.

— Подожди здесь, — приподняв гобелен с Цербером, Люцифер пропускает меня вперед.

Наше занятие в этом кабинете было весьма… горячим, и одно воспоминание о нем за секунду воспламеняет щеки. Покосившись на триптих с Сатаной, я скидываю туфли и с ногами забираюсь на диван. Притягиваю колени к груди, стискиваю их ладонями — защитный жест, знакомый с детства, но и он не в силах унять тревогу. Оказавшись в аду, я по-прежнему чувствую себя неуютно. Стены давят, приглушенный свет заставляет нервничать, а от удушливого запаха серы першит в горле.

— И не высовывайся, — добавляет Люцифер, прежде чем закрыть дверь.

Запоздалое предупреждение — я не просто пошевелиться, а даже думать боюсь, учитывая, до чего довело меня погружение в собственные мысли.

Утром я первой прошмыгиваю к шкафу и выбираю блузку с высоким воротничком. Айри и Лэм крепко спят, но я то и дело оборачиваюсь, опасаясь их разбудить. Спешно застегиваюсь и смотрюсь в зеркало — не просвечивает ли узор? Если его увидят, не избежать расспросов. Как объяснить наличие татуировки, да еще и одинаковой с Люцифером? Я и сама не знаю, зачем он выбрал такое странное доказательство доверия.

Нацепив первую попавшуюся юбку, я спускаюсь в учебное крыло. Нужно сосредоточиться на занятиях, но я могу думать только о Луциане. Видения, наконец, сложились в единую картину. Луциану заключили в темницу за убийство Израэля, а перед этим она прокляла крылья Визария и храм — неудивительно, что после смерти сына ей хотелось мести. Я не оправдываю ни Луциану, ни архангелов. Как можно было так жестоко поступить с младенцем? И кто это сделал? Ведь не Визарий поднял меч. У алтаря был кто-то еще… Тот, кого Визарий послал за помощью.

Погрузившись в размышления, я не замечаю, что лестница заканчивается, и спотыкаюсь на последней ступеньке. Одна рука машинально ложится за перила, вторая хватается за руку идущего позади. Я оборачиваюсь, чтобы извиниться и натыкаюсь на знакомую насмешливую улыбку.

— Не самый лучший реверанс, Райли. Сатана не оценит.

Вспыхнув, я отталкиваю запястье Люцифера:

— Я случайно…

Он продолжает ухмыляться и явно намерен подколоть снова, когда что-то в моем взгляде привлекает его внимание. Алые глаза темнеют, я отшатываюсь в сторону, но поздно — пальцы Люцифера крепко удерживают меня за подбородок. Не давая отвернуться, он всматривается в мои воспоминания и ожидаемо мрачнеет:

— Иди за мной.

Приказ звучит резко, вынуждая оправдываться:

— Я же… никому…

— Ни слова, — отрезает Люцифер. — И не поднимай головы.

Потупив взор, я следую за ним по длинным коридорам. Что он задумал? И почему я чувствую себя виноватой, хотя ничего не сделала? Поравнявшись с кабинетом Данталиона, Люцифер со злостью толкает дверь и рывком затаскивает меня внутрь.

— Заглушите нас, — выдает он вместо приветствия.

Не задавая вопросов, Данталион раскладывает по углам защитные амулеты. Кристаллы начинают светиться, а исходящие из них лучи скрещиваются, образуя многоугольник.

— Она знает, — продолжает Люцифер, когда пентаграмма срабатывает.

— Но необращенным не дано… — с недоумением начинает Данталион.

— Она видит сущности, — перебивает Люцифер. — И видела, будучи смертной.

— Не преувеличивай, — недоверчиво усмехнувшись, Данталион приближает свое лицо к моему. Пристально вглядывается, изучает… и через несколько секунд хмурится: — Почему сам не стер?

От ужаса по спине пробегает холодок. Неужели они собираются стереть мне память?

— Не надо! — взвиваюсь я. — Я же никому не сказала!