— Братцы — на миру и смерть красна! Встретим ворога здесь, и задержим, покуда сил хватит!

Соратники встретили слова Млада угрюмым молчанием — но никто не затаил обиды за то, что не им голова подарил возможность уцелеть. Даже проводник Володарь, хоть и не побратим он порубежникам — внутренне все признали правоту старшого... Нет, вои уже готовятся к скорой схватке, доставая из седельных сумок собственные кольчуги или оставленную соратниками броню: на десяток как раз пяток кольчуг и имеется... И столько же копий, покуда воткнутых наконечниками в землю — когда дело до ближней схватки дойдет, тогда их в ход и пустят. А начнут русичи схватку стрельбой из луков…

Поганые себя долго ждать не заставили: увидев, что отряд дружинных разделился, поспешили татары вперед, как видно надеясь быстро опрокинуть жидкий заслон да попробовать нагнать гонца! Во весь опор погнали нехристи лошадей, на скаку натягивая тетивы своих дальнобойных составных луков… Стремительно сокращается расстояние между русичами и монголами, вот уже первые резни ворогов взлетели в воздух — но упали в нескольких шагах от порубежников.

А вот вторая волна стрел «приземлилась» более прицельно, по-шмелиному гудя в воздухе — две ударили в поднятые над головами русичей щиты, еще штуки три ранили громко заржавших от боли лошадей! Ратникам едва удалось успокоить их… Но спустя всего удар сердца уже русские стрелы полетели во врага в ответ — и тут же неподкованные монгольские коньки влетели в тонкую полоску железных рогулек, незамеченных увлеченными скачкой нехристями!

Дико завизжали от боли животины, две из которых на скаку рухнули наземь, подмяв собой всадников; еще одна сбросила наездника, встав на дыбы! Да троих степняков ссадили русичи срезнями, ударив с места всем десятком… Замедлились вороги, сбились в кучу — и еще один залп русских стрел пришелся в самую ее гущу, тяжело ранив и ссадив на землю четверых татар! Остальные, впрочем, вскоре устремились вперед, вновь набирая ход… И тогда Млад бросил лук в притороченный к седлу саадак, схватился за древко копья, вырвав его из земли, да пришпорил коня, послав его навстречу ворогу, увлекая соратников за собой… В последнюю сечу, в последний раз в своей жизни — веря в душе, что этот бой уцелевшие агаряне запомнят надолго!

Вместе с русичами ко врагу устремились стрелы их соратников — но и татары ответили густым, пусть и не прицельным на скаку залпом срезней! Дробно застучали они по щитам, вновь закричали едва ли не людскими голосами раненые лошади — и две из них тяжело, на разбеге обрушились на дорогу… Но оставшиеся трое порубежников буквально долетели до монголов, сбившись в кулак перед самым тараном — и ударили по поганым с разгона в копье!

Полетели из седел бездоспешные вороги, чьи плетеные щиты насквозь прошибли узкие жала русских копий — а дружинники уже схватились за сабли! Молниями они засверкали в руках обреченных ратников, вышибая искры при встрече с вражескими клинками, брызнула во все стороны кровь поганых из широких, рубленных ран… А вот кольчуги русичей подарили им несколько лишних мгновений жизни, выдержав первые удары татарских сабель!

От ударов Млада и его соратников пало двое поганых, еще семеро окружили порубежников, свирепо тесня их, пытаясь задавить числом — а оставшиеся шестеро устремились вперед по дороге, все еще надеясь нагнать Зарева. Однако по их лошадям прицельно ударили срезнями оставшиеся в заслоне ратники — троих ворогов ссадили они наземь двумя залпами! А оставшиеся трое спешились сами — увлекшись перестрелкой с орусутами, они также попытались помочь оглушенным и раненым при падении соратникам, уже забыв о преследовании…

Увы, вскоре пали под копыта коней двое русичей, один вслед за другим — с изрубленными едва ли не в лохмотья щитами и свирепо посеченными кольчугами... Они до последнего вздоха дрались, прикрывая десятника, самого искусного в ватаге ратника — и вместе с ними встретили свой конец четверо поганых! Замер разгоряченный сечей Млад, на пару мгновений отогнавший от себя татар, лихорадочно смахнул он с бровей кровь, обильно текущей из широкой раны на лбу... Замер, мысленно прощаясь с Чарушей, на мгновение воскресив ее образ в памяти — и отчего-то привиделась ему жена истово, горячо молящейся перед Святыми Образами… Ринулись было поганые на единственного уцелевшего орусута! И вдруг десятник, а следом и второй урянхай завалились в седлах назад, обильно заливая крупы лошадей собственной кровью…

Молодой булгарин Арслан всей душой и сердцем ненавидел монголов. Его отец и старший брат погибли в страшной сече у Яика, где татары сокрушили войско Булгара и пришедших на помощь к храбрым исламским нукерам половцев, башкортов и буртасов. Мать же и сестры его сгинули в пожаре, уничтожившем родной Нухрат во время свирепого штурма поганых язычников… Чудом тогда выжил молодой нукер, раненый стрелой в самом начале короткой осады — выжил, сдавшись на волю победителей.

А воля эта оказалась весьма суровой.

Лишь рана да незрелый еще возраст спасли Арслана от службы монголам во время зимнего похода на Русь. Но весной вороги поставили его в строй тумена Субэдэя, разворачивающегося до полнокровного состава... Познавший силу завоевателей и неспособный справиться со страхом неминуемой смерти, сломившим его после ранения, Арслан не пытался противиться ворогам, отомстить им или бежать. Но в душе он ненавидел их — как и себя за слабость и трусость, которые ему никак не удавалось побороть…

Но сейчас, во время схватки с горсткой орусутов, сумевших, однако, сразить многих урянхаев, что-то в сердце молодого воина стронулось. И каменная тяжесть пленившего его страха и чувства вины, раздирающего на куски душу, пусть немного, но отступила. Мусульманин не рвался в сечу, он не желал сражаться с русичами — и тем более не желал пасть под их клинками… Но наоборот, смотря на спины своих соратников, молодой нукер все крепче сжимал рукоять дедовской сабли со смешанными чувствами в груди! Ведь «своими» монголы из десятка для Арслана так и не стали — наоборот, они нередко подвергали юношу насмешкам, а во время учебных схваток беспощадно избивали! И все же мужества ударить им в спину булгарину так и не хватило…

Не хватило, пока он не встретил глазами пронзительный взгляд последнего оставшегося в живых русича, будто обращенный куда-то вглубь себя. Русича израненного, потерявшего соратников — но не сломленного, не струсившего! И когда монголы ринулись на смельчака, Арслану будто передалась храбрости этого воина — он почувствовал вдруг неожиданную легкость в теле