– Что-то не слишком заметно было.

– Я изо всех сил давил в себе это чувство к тебе.

– Почему?

– Ты же все знаешь, Надя. Дед тебе рассказал, как «здорово» я был женат. Все женщины после Натальи казались мне подлыми продажными тварями, а жизнь, как назло, только и делала, что предоставляла мне доказательства этого. Не поверишь, но, когда ты, после моих поцелуев, договаривалась о встрече с каким-то Сашкой, мне хотелось тебя убить! Потом я вовремя вспомнил, что сам не святой… Подумал, может, мы все-таки сможем забыть всех этих Сашек-Наташек и…

– Егор… Сашка – женщина. Моя институтская приятельница, только и всего.

– И ты…

– Я тоже назло тебе, Егор! Я, наверное, любила тебя уже тогда… Это я сделала в пику твоим Ленуськам…

– Но Лена действительно моя сестра. И вообще она уже съехала с моей квартиры вместе с дочерью!

– Я верю тебе, верю… Я так люблю тебя, что теперь не могу не верить…

Мы с Егором, которые уже много раз были близки физически, сейчас ощущали себя подростками, впервые потянувшимися друг к другу. У нас не было желания сбрасывать с себя одежды и сливаться в экстазе. Нам хотелось нежности и слов, тех самых, которые мы так долго таили друг от друга.

– Скажи мне еще раз, что любишь, – теперь попросил уже Егор. – Я столько раз представлял, как ты можешь мне это сказать: каким тоном, с каким выражением лица… Но действительность превзошла все мои ожидания.

И я с радостью повторяла и повторяла без остановки:

– Я люблю тебя… я так люблю тебя, Егор… я никого в своей жизни так не любила, разве что сына, Димку… но это совсем другая любовь…

На нас с большим удивлением, а может, и восторгом смотрел, склонив лобастую голову набок, прорвавшийся в комнату огромный серо-голубой пес Туман. Он, скорее всего, не понимал, что мы делаем, но наши действия ему явно нравились.

Хорошие романы о любви надо заканчивать вот на такой возвышенной ноте, когда счастливы абсолютно все: и люди, и собаки. Но в нашем случае была еще Дашка, которой стать счастливой никак не удавалось. И еще – ввергнутое в убогий подвал шаманаевское агентство «Ирма». Конечно, в тот день мы больше не вспоминали ни Дашку, ни Лешку. Мы сидели в обнимку, беспрестанно уверяя друг друга в невероятной силе и неистребимости своей любви. Куда делся Иван Игнатьич, а за ним и Туман, мы так и не поняли. Наполненный ароматами душистых трав домик на реке Мсте существовал только для нас двоих.

И даже ночь, которая, как водится, последовала за вечером, была так же невинна и чиста. Мы заснули среди вышитых Галей цветов, обнявшись, одетыми и счастливыми, как никогда.

В квартире Егора, куда он привез меня после Мсты, нас ждала сморщенная в печеное яблоко Дашка. Чувствовалось, что у нее уже не было сил рыдать, а потому она очень сухо проскрипела:

– И как же это понимать, Егор Евгеньич?

На меня она намеренно не смотрела.

Егор тяжело вздохнул и сказал:

– Прости меня, Даша. Я столько раз говорил тебе, что ты торопишь события!

– Но ты же сам согласился пойти со мной в ЗАГС. Разве не так?

– Ты меня просто изнасиловала, Дарья! – скривился Егор.

– Мужчине не к лицу подобная терминология! – крикнула она, а потом вдруг развернулась ко мне и по-змеиному прошипела: – А ты… тебе же нет названия… Ты же сама отказалась от Егора… тогда, в Гостинке, я же слышала… Я платье купила свадебное, голубое, и ты как раз отказала ему еще раз. Я была уверена, что навсегда! Не было в моей жизни более счастливого дня… И что теперь? Подарить тебе мое платье? Может, мне за тобой еще и кончик фаты понести во время свадебной церемонии?

Мы с Егором чувствовали, что Дашка на пределе, на пике несчастья. Но что мы могли сделать? Как облегчить ее страдания?

Она страшно рассмеялась. Так, как на сцене в трагедиях смеются люди, жизнь которых кончена. Я испугалась, и правильно сделала, потому что у госпожи Дроздецкой оказался еще один козырь в рукаве.

– Ну что ж, – отсмеявшись, сказала она, – придется предъявлять документы. Вот… – И она вытащила из сумки карту беременной женщины.

Егор полистал брошюрку, обклеенную результатами анализов, и сказал:

– Но этого не может быть!

– Почему же? – жутко улыбнулась Дашка. – Тут все прописано, пропечатано. Завтра пойду на УЗИ для полного подтверждения ситуации.

– Но ты же… но мы же… – залепетал Егор.

Дашка опять рассмеялась:

– Когда женщина хочет ребенка, она сделает так, что он обязательно будет! Даже проверенные электроникой презервативы, Егор, могут дать течь, особенно если этого очень захотеть!

Я зажала руками уши. Я не должна этого знать! Мне нельзя все это слушать, потому что я тогда растеряю все, что приобрела за вчерашний день! Впрочем, кто сказал, что приобрела? Все осталось на нуле. Точно так, как было до того момента, когда Шаманаев сказал мне о женитьбе Воронцова.

– Но это же не по-людски, Даша, – с горечью проронил Егор.

– Любовь оправдывает все! – с вызовом ответила она.

– Это не любовь, – покачал головой Горыныч. – Это настоящее насилие. У тебя мужская манера поведения, Дарья. А мне в жены нужна женщина!

– Ошибаешься, милый! Женская манера поведения может быть куда жестче мужской. Женщины готовы пойти на самое ужасное, потому что… Словом, мужчины не рожают детей, и им природой многого не дано понять. Так что я – стопроцентная женщина. И знаю, что делаю. У тебя нет детей, Воронцов, и ты не мальчик. А во мне уже почти готовый твой сын… или дочь… Это ведь существенно, не правда ли?

– Знаете что, разбирайтесь-ка с вашими детьми сами… – Эти слова я опять еле вытолкнула из щели намертво сомкнувшегося рта и выбежала из квартиры Егора.

Он за мной не бросился. Но я не осуждаю его. В такой ситуации он и не мог этого сделать.

Прошло несколько дней. О Егоре не было ни слуха ни духа. Я почернела и высохла в стиле Ирмы Елошвили, и наше полуподвальное агентство впору было переименовывать в «Надежду». Надо сказать, что мое оптимистическое имя поддерживало меня очень слабо. Сотрудники ходили вокруг меня на цыпочках, а Анжелка через каждые полчаса предлагала то чайку, то сока, то витаминного отвара, который готовила тут же рядом на старинной электроплитке, которую принесла из дома. Шаманаев тоже кое-что предлагал: то материальную помощь для поправки здоровья, то помощь личную – в деле переговоров с Воронцовым. Я, разумеется, отказывалась. Свободных денег у Лешки сейчас вообще не было, да и помочь они мне не смогли бы никак. Вообще никто, никак и ничем не мог мне помочь.

В конце концов ко мне домой все-таки приехал Егор, такой же несчастный и убитый, как я.

– Я не знаю, что делать, Наденька, – сказал он. – Нашей с Дарьей свадьбы, конечно, не будет, но жить нам с тобой спокойно она не даст. Я еще худо-бедно это все терплю, но не могу допустить, чтобы она изматывала нервы тебе.