— Мне угодно знать, с какой стати нас тут держат? Вы не имеет на это право. Это первое. А второе я хочу пить. Я буду жаловаться на произвол.

— Возвращайтесь назад, пить сейчас вам принесут, — ответил он только на вторую мою просьбу.

Я решил, что нет смысла протестовать, если это и кончится плохо, то только для нас. Я вернулся в комнату. Через минуту тот же сотрудник принес графин с водой. Давно я не пил с таким удовольствием, тем более что вода была чистая и прохладная. Вот что значит вовремя заявить о своих правах.

Я снова стал думать об Анваре. Мне было жалко его. Этот человек сумел в жизни сделать то, что всегда вызывало во мне уважение, — пересмотреть свои взгляды, отказаться от бессмысленного пути, ненужной никому борьбы, сопровождаемой убийствами, зверствами, одичанием. Многим было легче даже умереть, чем сойти с этой тропы. Те же, кому это удалось, особенно ненавидят бывшие соратники по оружию, они усматривают в них огромную опасность, пример для подражания другим. И если они его и убрали, то это выглядит вполне логично. Но и у ФСБ тоже могли найтись весьма серьезные мотивы для совершения убийства. Перед смертью он сообщил нам важную вещь, что управление ведет себя очень пассивно после очередного терракта. Выводы напрашиваются сами собой.

Дверь отворилась, и в комнате появился Гаев. Впрочем, я не слишком удивился этому, я ожидал увидеть именно его. Наша партия в ту первую встречу только началась, теперь она в полном соответствии с логикой происходящих событий должна быть продолжена. Вопрос лишь в том, чей ход?

Гаев сел на почтительном расстоянии от нас, словно опасаясь, что мы поведем себя не адекватно. Впрочем, так скорей всего и было, так как он был не один, за его спиной стоял тот самый сотрудник, который следил, чтобы мы бы не сбежали. В данном случае он, скорей всего, выполнял обязанности телохранителя своего шефа.

— Ну вот, господа, снова свиделись, — произнес он. — Вы взорвали Яндиева?

— Нет, мы к этому непричастны, — быстро сказал я. — Зато можем сделать другие важные признания. Мы убили президента Кеннеди. А я еще раньше закололи Юлия Цезаря. Пожалуйста, внесите это в протокол.

— Веселитесь, Станислав Всеволодович. А я бы на вашем месте думал о то, как выпутаться из того безнадежного положения, в которое вы попали.

— Послушайте, дорогой Дмитрий Павлович, мы с вами не дети, и нас этой чушью не запугаешь. К взрыву мы не имеем никакого отношения.

— Только, согласитесь, это очень странно, что вы оказались первыми на месте преступления.

— Совпадение. Кто-то же должен был оказаться первым. Господь выбрал нас.

— Я сморю, у вас веселое настроение, господин Скугорев.

— Меня веселит абсурдность ваших обвинений. Зачем нам взрывать этого человека, мы даже не знаем, кто он. А, кстати, кто он?

Гаев несколько секунд молчал, раздумывая, как дальше строить нашу беседу.

— Его зовут Анвар Яндиев. Вам ничего не говорит эта фамилия?

— Говорит, — сказал я. — Я решил, что в этой ситуации дозированная правда лучше полной лжи. — Я помню эту фамилию. Это был весьма известный боевик. Но затем он сдался нашим властям. И дальнейшая его судьба мне неизвестна. Значит, сегодня он нашел свою смерть. Тогда все становится ясным, его взорвали за предательство.

Гаев встал и прошелся по комнате.

— Объясните такую странную вещь, мы вас засекаем поздно ночью, в глухом, нашпигованным уголовными элементами поселке, где проживает этот самый Яндиев. А через несколько дней вы оказываетесь первыми у взорвавшейся машины, в которой находился все тот же Яндиев. Как это объяснить такие совпадения?

— А в чем собственно вы нас обвиняете? — вдруг решительно проговорил Леонид. — То, что дважды мы оказывались возле Яндиева. Что-то я не припомню в уголовном кодексе такой статьи. Нам не понятен предмет разговора. Или вы всерьез нас подозревает, что мы его взорвали?

Мысленно я ему рукоплескал, так как увидел, что Гаев оказался в трудном положении. Я подумал, что этот человек умом не блещет, он явно получил заказ либо как следует нас припугнуть, чтобы мы не лезли в чужие дела, либо нас повязать кровью. Но он не знает, как это сделать, так как, кроме того, что мы первыми оказались на месте преступления зацепиться ему больше не за что. В таком случае надо его добить.

— Я официально заявляю, что готов продолжать этот разговор только в присутствии адвоката, — произнес я. — Приходится сожалеть, что мы пришли на помощь пострадавшему. Если бы мы тогда быстро исчезли, у вас не было бы к нам претензий. В следующий раз мы так скоре всего и поступим.

— Не надо адвоката, — сказал Гаев, — вас никто не собирается задерживать. Мы просто по-дружески поговорили.

— Это очень странный дружеский разговор, — заметил я. — После него как-то становится не по себе. Тем более эта уже вторая такая приятельская беседа. Начинаешь опасаться, что этим дело не ограничиться.

— А вы не суйте свой нос, куда не следует, — хмуро произнес Гаев. Внезапно он впервые за весь разговор приблизился к нам почти вплотную, до этого момента он предпочитал держаться на расстоянии. — Давайте решим все полюбовно, — вдруг тихо произнес он. — Расскажите мне про Яндиева, а у меня к вам больше не будет претензий. Мы же с вами коллеги.

Значит, мое предположение оказалось верным, о нем он так ничего и не знает. Вернее, не знает, что он был нашим агентом, хотя о чем-то таком догадывается. Я подумал, что сейчас после смерти Яндиева эту тайну хранить особого смысла нет. И можно бросить ее Гаеву в качестве отступного. И все же я не хотел разглашать этот секрет, он принадлежал не только мне, но и Анвара. А я не знал, как бы он отнесся к тому, если бы я справил, разрешает ли после смерти раскрыть его? Почему-то мне казалось, что он был бы против. Он всегда подчеркивал, что не желает, чтобы кто-то, кроме нас, узнал бы о нашем сотрудничестве.

— Сожалею, но ничего сообщить не можем, — сказал я, — этого человека мы не знали.

Леонид внимательно посмотрел на меня и кивнул головой.

Я увидел, как отразилось разочарование на лице Гаева. Я понимал его: не приятно, когда тебе не доверяют свои же. Но с самого начала на высоком уровне было принято решение: Анвара местному ФСБ не раскрывать, здесь уже была пару раз отмечена утечка важной информации.

— Жаль, очень жаль, ребята, — сказал Гаев, быстро удаляясь от нас, как от прокаженных. — Мы бы могли найти общий язык. Можете