Лихачи толпятся в стеклянном зале, болтают, сбившись в кучки. Двое лихачей у стены сражаются на палках и смеются, когда один из них промахивается и попадает по воздуху. Две веревки протянуты над комнатой, одна на несколько футов выше другой. Наверное, они как-то связаны с рискованными трюками, которыми славятся лихачи.

Четыре ведет нас сквозь другую дверь. За ней находится огромное сырое пространство с обнаженными трубами и покрытыми граффити стенами. Зал освещен рядами старомодных флюоресцентных ламп с пластмассовыми крышками – должно быть, они древние.

– Это, – глаза Четыре ярко горят в полумраке, – еще один вид симуляции, известный как пейзаж страха. Он был отключен ради нас, так что в следующий раз вы увидите совершенно другое.

За его спиной на бетонной стене – художественная надпись «Лихость» алой краской из баллончика.

– В ходе симуляций мы собирали данные о ваших худших страхах. Пейзаж страха оценивает эти данные и предлагает вам ряд виртуальных препятствий. Некоторые из препятствий – страхи, с которыми вы уже встречались во время симуляций. Некоторые, возможно, окажутся в новинку. Отличие в том, что в пейзаже страха вы будет сознавать, что это симуляция, а значит, не утратите способность соображать.

Это значит, что в пейзаже страха все будут вроде дивергентов. Мне следует радоваться, что меня не смогут обнаружить, или расстраиваться, что у меня не будет преимущества?

Четыре продолжает:

– Количество страхов в вашем пейзаже зависит от общего количества ваших страхов.

И сколько у меня страхов? Я думаю о новой встрече с воронами и ежусь, несмотря на теплый воздух.

– Я уже говорил, что третья ступень инициации в основном интеллектуальная.

Я вспоминаю, когда он это сказал. В первый день. Перед тем, как приставил пистолет к голове Питера. Жаль, он не спустил курок.

– Дело в том, что вам придется управлять своими эмоциями и телом одновременно – сочетать физические навыки, приобретенные на первой ступени, с контролем эмоций, приобретенным на второй. Сохранять хладнокровие.

Флюоресцентная лампа над головой Четыре мигает и мерцает. Четыре перестает изучать толпу неофитов и смотрит прямо на меня.

– На следующей неделе вы как можно быстрее пройдете через пейзаж страха на глазах у лидеров Лихости. Это будет ваш финальный тест, который определит ваш ранг третьей ступени. Аналогично тому, как вторая ступень инициации весит больше первой, третья ступень весит больше первых двух. Ясно?

Мы все киваем. Даже Дрю, на которого больно смотреть.

Если я успешно справлюсь с финальным тестом, у меня хорошие шансы попасть в десятку лучших и стать членом фракции. Стать лихачкой. При мысли об этом я едва не хихикаю от облегчения.

– Каждое препятствие можно пройти одним из двух способов. Либо вы достаточно успокоитесь, чтобы симуляция зарегистрировала нормальное, ровное сердцебиение, либо встретитесь со своим страхом лицом к лицу и тем самым продвинете симуляцию дальше. Например, чтобы встретиться лицом к лицу со страхом утонуть, можно нырнуть в глубину. – Четыре пожимает плечами. – Итак, я предлагаю провести следующую неделю за обдумыванием своих страхов и разработкой стратегий противодействия им.

– Звучит нечестно, – возражает Питер. – Что, если у одного всего семь страхов, а у другого – двадцать? Это не его вина.

Четыре несколько секунд смотрит на него и смеется.

– Ты правда хочешь поговорить о том, что честно, а что нет?

Толпа неофитов расступается, чтобы пропустить его к Питеру. Четыре складывает руки на груди и убийственным тоном произносит:

– Я понимаю, почему ты беспокоишься, Питер. События прошлой ночи неопровержимо доказали, что ты жалкий трус.

Питер тупо смотрит на него.

– И теперь все мы знаем, – тихо добавляет Четыре, – что ты боишься маленькой худенькой девочки из Альтруизма.

Его губы изгибаются в улыбке.

Уилл обнимает меня за талию. Плечи Кристины дрожат от подавленного смеха. И глубоко внутри мне тоже удается улыбнуться.

Вернувшись днем в спальню, мы застаем в ней Ала.

Уилл заходит мне за спину и берет меня за плечи – легонько, как бы напоминая о себе. Кристина придвигается ближе.

У Ала синяки под глазами, и лицо его распухло от слез. При виде его мой живот пронзает боль. Я не могу пошевелиться. Запах лемонграсса и шалфея, когда-то приятный, становится кислым.

– Трис. – Голос Ала ломается. – Можно с тобой поговорить?

– Ты серьезно? – Уилл сжимает мои плечи. – Не приближайся к ней больше никогда.

– Я не причиню тебе вреда. Я вовсе не хотел… – Ал закрывает лицо руками. – Я только хочу сказать, что мне жаль, очень жаль, я не… не знаю, что на меня нашло, я… пожалуйста, прости меня, пожалуйста…

Он тянется ко мне, как будто хочет коснуться плеча или руки, лицо его мокро от слез.

Где-то внутри меня живет милосердный, великодушный человек. Где-то внутри меня живет девочка, которая пытается понять, что испытывают другие люди, которая сознает, что люди совершают дурные поступки и что отчаяние заводит их в такие темные закоулки, каких они не могли и представить. Клянусь, она существует, и ее сердце болит при виде раскаивающегося юноши передо мной.

Но при встрече я не узна́ю ее.

– Держись от меня подальше, – тихо говорю я.

Мое тело кажется холодным и негнущимся. Я не испытываю злости, не испытываю обиды, не испытываю ничего.

– Никогда больше ко мне не подходи.

Наши взгляды встречаются. Его глаза темные и остекленевшие. Я ничего не испытываю.

– Если подойдешь, клянусь богом, я тебя прикончу, – добавляю я. – Трус.

– Трис.

Во сне мать произносит мое имя. Она зовет меня, и я иду к ней через кухню. Мать указывает на кастрюлю на плите, и я приподнимаю крышку, чтобы заглянуть внутрь. На меня смотрит вороний глаз-бусинка, маховые перья прижаты к стенкам кастрюли, жирная тушка покрыта кипящей водой.

– Ужинать, – произносит мать.

– Трис! – слышу я снова и открываю глаза.

Кристина стоит у моей кровати, ее щеки в потеках туши и слез.

– Это насчет Ала, – говорит она. – Идем.

Некоторые неофиты проснулись, некоторые нет. Кристина хватает меня за руку и тащит прочь из спальни. Я бегу босиком по каменному полу, смаргивая пелену с глаз, мои руки и ноги все еще тяжелые ото сна. Случилось что-то ужасное. Я чувствую это с каждым ударом сердца. «Это насчет Ала».

Мы бежим через дно Ямы, и Кристина останавливается. На уступе собралась толпа, но люди стоят в нескольких футах друг от друга, так что мне удается проскользнуть мимо Кристины, обогнуть высокого мужчину средних лет и оказаться впереди.