– Просто сядь.

Она подчиняется. Неловко замирает на соседнем стуле. Дышит так рвано и вместе с тем осторожно, словно у нее переломаны ребра.

Я не знаю, как все это облегчить. Я, блядь, просто не знаю.

– Ешь, – бросаю резковато.

Естественно, не потому, что обидеть хочу. Просто голосом не владею. Меня ведь тоже смертельно ломает.

Толкнув к Лизе тарелку, хватаю первый попавшийся шмат. Быстро закидываю в рот и тянусь к чашке с кофе. Она же с таким видом берет кусок чертового блинчика, словно считает это неминуемой пыткой. Как будто боится, что, посмей она воспротивиться, я приду в бешенство и начну на нее орать.

И как, мать вашу, это исправлять?

Впрочем, едва в кухне появляются кобры, Лиза, не успев толком прожевать, снова подскакивает на ноги и начинает уже вокруг них суетиться. Прижимая пальцы ко лбу, молча наблюдаю.

Пока в какой-то момент не срываюсь на Рину:

– Ты, блядь, кашу запарить не можешь?

– Мама всегда сама… – мямлит кобра растерянно.

Я стискиваю челюсти и закрываю ладонью глаза. Шумно тяну воздух, четко осознавая, что в повисшей тишине это единственный звук.

В моих легких вдруг вместо кислорода ощущается пыль. Она гуляет там, когда я пытаюсь запустить естественную вентиляцию, дико раздражает и заставляет задыхаться.

– Кому показать, как готовится овсянка? – разрывает, наконец, сгустившийся воздух дрожащий голос Лизы.

– Мне! – вызывается Рина.

– И нам, – подрываются, как обычно, вместе близняшки Анж и Ника.

Слышу, как все они усердно выстукивают пятками к плитке, и понимаю, что меня отпускает. Удается сделать нормальный вдох, вернуться в реальность и спокойно закончить завтрак.

Дальше все развивается по уже сложившемуся сценарию. Анж и Ника с этого года учатся в Одессе и добираются туда-обратно на своей тачке. Мне остается подбросить Рину в школу, а Лизу в академию. Задерживаться не планирую. Как и все последние дни, должен ехать в батин офис. Но на парковке вдруг не даю ей выйти – блокирую двери, когда уже подается к ручке.

Выпихнув локоть в открытое окно, типа на чиле, прохожусь пальцами по брови. Смотрю тупо в лобовое, пока Дикарка не поворачивается.

– Ты что-то хотел? – выступает с той самой решительностью, которая меня в ней все чаще удивляет.

Не показываю, конечно.

– Хотел, – бросаю и замолкаю.

Достаточно двусмысленно, но не намеренно. Подбираю слова.

– Что?

Ну и… Приходится посмотреть на нее. Организм тотчас, словно ветер самодельного бумажного воздушного змея, трепать начинает. Ломает каркас и разрывает крылья.

Я пьян, обкурен, одурманен… Ее красотой. Ею одной.

Блядь, неужели никогда это не пройдет?

– Так что? – переспрашивая, заметно нервничает.

Смущается, а мне резко жарко становится. Заливает снизу доверху горючей смесью эмоций.

– В субботу, – сиплю охрипшим голосом. Аж самому эта ржавчина прочесывает нервы. Прочищаю горло и выдвигаю дальше уже ровнее: – В субботу корпоратив в честь расширения. Отца нет, но сдвинуть никак. Давно готовились, заказано, уплачено, народ ждет – все дела... – выдаю-таки очередной бурный вздох. Собираюсь с силами, ощущая в этот момент такую весомую ответственность, будто бетонную плиту на плечах держу. – В общем, я должен там быть, – раскидываю по фактам. Глаза в глаза и прямой на мигающий «желтый»: – Хочешь со мной?

Лиза явно теряется. И все же первая реакция после изумления, которую выдает – это улыбка. Шикарная, яркая, башнесносящая улыбка.

Не знаю, как реагировать. Замираю, как дебил, неспособный к себе самому подобрать пароль.

– Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой? – задыхается от тихого такого, исключительно нежного в ее исполнении восторга.

– А ты хочешь? – давлю я, потому что и сам задыхаюсь. – Первый спросил.

Пожимает плечами, вызывая внутри меня тремор.

Что за ответ?

– Я буду везде, где буду тебе нужна, – говорит, наконец.

И меня размазывает.

Приходится даже отвернуться. Сцепляя зубы, проморгаться и медленно втянуть кислород носом.

– Лады, – выдыхаю, когда получается вновь на нее посмотреть. – Договорились тогда.

– А ты мне не ответил, – напоминает Лиза шепотом. – Хочешь, чтобы я была там с тобой?

Мать вашу… Зацепила крючок и тащит, выдергивая нутро.

– Если зову, значит, хочу.

– Именно я? – второй рывок.

– Да, блядь, – выталкиваю, захлебываясь на фантоме кровью. – Именно ты!

– Хорошо, – и снова улыбается.

– Хорошо? – переспрашиваю, потому что самому чересчур это ее «хорошо». – Давай, теперь как-то ниже притопим, окей?

– Что притопим? – не понимает.

А я уже закипаю.

– Вот это вот все, что между нами, – давлю, типа раздраженно, чувствуя, как при этом, будто у впервые заговорившего с понравившейся девчонкой сопливого пиздюка, заливает жаром рожу. – Тише, давай, чтобы не рвануло.

– Ладно…

По тону догадываюсь, что ничего она не поняла. Ну и отлично.

– А я тоже тебя попросить хотела… Если можно…

Поворачиваясь, невольно выпячиваю грудь. Столько ждал, чтобы обратилась хоть с какой-то просьбой. Таращусь теперь и не верю услышанному.

– Говори, – требую нетерпеливо.

Лиза опускает взгляд и взволнованным движением заправляет волосы за уши.

– Я видела у вас на заднем дворе баскетбольную площадку. Ты там играешь, да?

– Ну, иногда гоняю, – бормочу, никак не допирая, к чему она ведет.

– Может… – начинает и срывается. У меня следом за ней бурный вздох вылетает. – Может, потренируешь меня, пока я у вас? – шелестит, вскидывая взгляд.

«… пока я у вас… пока…»

По груди всполохом огонь прокатывается.

Да, все это временно. Забыл. Сука, забыл.

– Зачем тебе? – хриплю.

Сглатывая, напряженно в глаза вглядываюсь.

– Кирилюк от меня никак не отстанет, – вздыхает Лиза. – Если в этом семестре не сдам, даже Виктор Степанович не поможет. Да и стыдно, чтобы опять просил за меня.

Она никогда не пытается что-то строить из себя. По мимике открытая, без типичных рисовок. А я смотрю на нее и бесконечно задаюсь вопросами, суть которых всегда в одном: как же, блядь, можно быть такой красивой?

– Вечером начнем, – все, что выдвигаю.

Вывозить диалог становится практически невыполнимой задачей. И я, честно признаться, бросаюсь ждать, чтобы ушла уже. Бросаюсь, как со скалы, четко осознавая, что дверь блокирую именно я.