– Допрыгались мы с тобой, Никитушка…

Но вроде не осуждала, напротив – улыбка осветила бледное личико. Он смотрел на нее, не мог насмотреться – когда еще доведется? Ей-богу, бледный ангел… Затем подполз к ней, обнял, поцеловал в испачканный висок, она хихикнула от щекотки.

– Пистолет дай, Никита…

– А без глупостей?

– Конечно… В тот раз не считается – нашло на меня что-то… Мы с тобой уже столько всего натворили – теперь не страшно. До последнего будем стоять…

Он сунул ей пистолет – обойма полная. И у него по последней обойме в каждом «Глоке» – спасибо запасливым охранникам Фаустова.

– Диск возьми, – прошептала она. – Мне уже не вырваться, а ты попробуй…

– Отставить, – он перехватил ее ползущую в карман жакета руку. – Пусть у тебя останется. Вместе уйдем. А если не судьба, то вместе и погибнем.

Никита не хотел вставать – и правильно делал. Дом уже окружили. Свинцовый ливень ударил по хилой дачке. Застрочили с нескольких сторон одновременно. Пули выбивали стекла, выворачивали гнилые рамы, дырявили чахлые стены. Это светопреставление продолжалось секунд двадцать. Никита прижал Ксюшу к полу, закрыл ее собой, зажмурился, терпеливо ждал. Оборвался огонь, он перекатился к окну, осторожно высунулся. На открытом пространстве никого не было, но за стенами сарая на соседнем участке что-то происходило. Ветра не было, а кусты тряслись. Он откатился от окна, пополз в соседнюю комнату – через узкий коридор, где была лестница на мансарду. На первом этаже имелось всего две комнаты, что облегчало задачу по слежению за противником. Парень осторожно приблизился к окну, стараясь не попасть в осколки. Привстал, прижавшись к стене, глянул из окна. И до чего вовремя! Через забор уже кто-то лез. Он выстрелил в упор – трижды. Раненый завалился в черноплодную рябину, заворошился под забором, отползая с линии огня. А Никита, не раздумывая, бросился на пол, закрылся руками – вторая волна свинца накрыла дом! Он лежал, считал секунды, дожидаясь паузы. Мысль сверлила – как там Ксюша? И только замолкли автоматы, как в первой комнате забился «Глок» – она выстреливала пулю за пулей! Он пополз через порог, мимо лестницы, ударился головой о печку, делая ненужный кульбит… Ксюша скрючилась под окном, хлопала на него возбужденными глазенками. Неужто оживает? – мелькнула дурацкая мысль.

– Ты чего тут палишь? – просипел он.

– Под окном кто-то пробежал…

И кто интересно? Он невольно поежился – не хватало им только гранаты в комнате. Бросился к окну и, не целясь, произвел несколько выстрелов. В ответ была загадочная тишина. По-хорошему, им обоим следовало отползти к лестнице, а еще лучше забраться на мансарду – там проживут на несколько минут дольше. Был еще вариант – тупо сдаться. Будут брать живыми или нет, вопрос интересный, но попытаться стоило. Пусть подруга выживет – уже прогресс…

Он начал обдумывать заманчивую мысль. Настораживало, что «со стороны» никто не предлагал сдаваться. Обозлились, потеряв товарищей, решили завершить операцию полным уничтожением? Или… сверху приказали? Зачем властям живые? Устраивать судебный процесс, на котором подсудимые будут клеймить власть предержащих, вылезут неприятные для чиновников «подробности»? Проще убить и закрыть тему. Никита выполнил свою задачу: расшевелил болото, задергались упыри с вурдалаками и прочими кикиморами. Вот только Ксюшу жалко…

И тут в задней комнате загремели выстрелы, раздался треск, грохот. Какие-то слоны, не спрашивая разрешения, лезли в посудную лавку! Он бросился туда, не раздумывая, и уже в коридорчике, пробегая мимо лестницы, начал стрелять. Но и в него стреляли. Никита не слышал, как за спиной надрывается в истерике Ксения, как снова палит из «Глока»… отбился от одной стены, от другой, влетел по диагонали в комнату, покатился в угол, сминая старенький половик. Увидел краем глаза, что спецназовцев двое, они растеряны, не могут уследить за мельтешащей мишенью. Парень схватил, докатившись до угла, колченогую табуретку, метнул, особо не целясь. Спецназовец схватился за живот, а второй прыжком сменил позицию, приземлился на расставленные ноги и полоснул по Никите очередью! Вернее, собирался, но магазин был пуст, и это открытие бойца слегка ошеломило. Но только не Никиту! Имеется же божья сила! Он бросился на бойца, пробуравил его головой, ударил снизу в подбородок – всей силой, что имел! Отпрыгнул, хлестнул второго пяткой – и оба противника рухнули одновременно. А в это время разразилась стрельба в передней комнате, снова грохот, гам, крики!

– Никитушка, меня схватили!!! – истошно завопила Ксюша, и жар ударил в голову. Он завертелся. Разгромленная комната, два тела, условно подающие признаки жизни, смятый, отброшенный в угол половик, а под ним обнажилась крышка подпола с проволочным колечком, за которое нужно лишь только потянуть… Мысли вертелись, как сбесившаяся карусель. Он смотрел то на крышку, то на тела, то опять на крышку…

Спецназовцы не сразу прорвались в комнату. Они потеряли уйму времени, усмиряя бешеную девку, которая так и норовила их покусать. Потом один из них споткнулся на пороге, и в узком проходе рядом с лестницей возникла возня. Когда они пробились наконец в комнату, на полу лежало единственное тело в камуфляже (подающее признаки жизни), а крышка подпола была отброшена и валялась посреди комнаты. Бойцы сгрудились вокруг черной дыры, всматривались в черноту, в которой происходила какая-то яростная кутерьма. Стрелять они не решились – там был свой!

– Не стреляйте… – хрипел боец, корчащийся на полу. – Там Ануфриев… – и закусил губу, затрясся в приступе кашля.

– Эй, Ануфриев, ты здесь? – выкрикнул кто-то из бойцов.

– Здесь я, здесь… – хрипела чернота. – Этот гад в подпол спрыгнуть решил… и я за ним… конец ему, допрыгался…

Бойцы одобрительно загудели, а через несколько секунд возникла фигура бойца в форме, он карабкался по лестнице – оборванный, страшный, физиономия покрыта жирным слоем грязи, земли и крови – не лицо, а маска, а козырек надвинутой на глаза кепи и ту наполовину закрывал. Он в изнеможении вывалился, отполз, уткнулся носом в пол и просипел севшим голосом:

– Там он валяется, этот горе-«мститель», сами доставайте…

Спецназовцы сгрудились над проемом. Двое спустились вниз, крикнули, чтобы передали фонарь. Пока им сбросили, пока они его нашли, осветили тело в исподнем, лежащее на дне подпола, – прошло еще минуты полторы.

– Это Ануфриев! – гневно закричал спецназовец. – Черт, хватайте того парня!

Спецназовцы завертелись – «умученного» бойца на полу уже не было. Они бросились из комнаты, расталкивая своих товарищей, метались по дому, выбежали на улицу…

Девушка открыла глаза и обвела пространство мутным взором. Она лежала в своей засаленной пропотевшей одежде на жесткой скрипящей шконке, поверх которой был устлан тоненький матрас в полинявшую «моряцкую» полоску. Камера была одиночной – порядка восьми квадратных метров. Бетонные стены без отделки, из мебели – та самая шконка, параша в углу, труба, пропущенная под потолком, да еще видеокамера на «верхотуре», взирающая любопытным глазом на очнувшуюся арестантку. Ей невыносимо захотелось обратно, за грань – где нет серых стен и тоскливых воспоминаний. Она лежала несколько минут, не шевелясь, прислушиваясь к ощущениям и извлекая мысли из закоулков забвения. Девушка ничего не помнила после того, как спрыгнувший с подоконника спецназовец попытался переломить ее пополам, она вырвалась, что-то проорала, и он со всей «джентльменской» дури швырнул ее головой об стену. Добрый такой дядечка. Видать, действительно добрый (и не только он) – судя по тому, что она еще живая…