Тогда к миссис Хемминг? В данном случае вопрос о темеразговора не имеет значения – все равно она не станет слушать собеседника, абудет без умолку трещать сама. Но вдруг в ее болтовне, какой бы бессмысленнойона ни была, скользнет нечто важное?

Я шагал по улице, считая номера домов. Может быть, покойныймистер Карри делал то же самое, пока не дошел до дома, куда намеревался нанестивизит?

Еще никогда Уилбрэхем-Крезент не выглядела более чопорной.Мне хотелось воскликнуть: «Если бы эти камни могли говорить!» (Это былаизлюбленная цитата викторианской эпохи.) Но ни кирпичи, ни известка, ништукатурка не обладают даром речи. Уилбрэхем-Крезент хранила молчание.По-видимому, старомодной, захолустной и довольно обшарпанной улице не нравилисьпутники, которые сами не знают, что ищут.

Уилбрэхем-Крезент была пуста. Лишь иногда попадалисьмальчишки на велосипедах и женщины с хозяйственными сумками. Дома можно былобальзамировать, как мумии, потому что в них не было заметно никаких признаковжизни. Я понимал причину этого безмолвия. Было около часу дня, а это священноевремя по английским традициям предназначалось для дневного приема пищи. Толькоизредка, в окнах без занавесок, я видел одного или двух человек, сидящих заобеденным столом. Либо окна были прикрыты нейлоновыми сетками, сменившиминекогда популярные ноттингемские кружева, либо люди вкушали пищу в обставленнойпо-современному кухне, согласно моде шестидесятых годов.

Мне пришло в голову, что час дня – отличное время дляубийства. Интересно, подумал ли об этом и наш убийца? Было ли это частью егоплана? Наконец я дошел до дома 19.

Подобно всем умственно отсталым представителям местного населения,я остановился и уставился на него. Вокруг не было ни единого человеческогосущества.

«Ни соседей, – уныло подумал я, – ни смышленыхнаблюдателей».

Внезапно я ощутил резкую боль в плече. Я ошибся. Здесь былисоседи, которые могли бы принести пользу, умей они говорить. Тот самый рыжийкот, который сидел на воротах дома 20 девятого сентября, теперь находился натом же месте. Отодвинув когтистую лапу, вцепившуюся мне в плечо, я обратился кнеожиданному собеседнику:

– Если бы кошки могли говорить!

Рыжий кот разинул пасть, издав звучное и мелодичное «мяу».

– Я знаю, дружище, что ты можешь говорить не хуже меня, –продолжал я. – Но мы не понимаем языка друг друга. Ты ведь сидел здесь в тотдень. Не видел ли ты, как кто-нибудь вошел в этот дом или вышел из него? Аможет быть, киса, ты вообще все знаешь о происшедшем?

Коту, по-видимому, не понравилось мое фамильярное обращение,так как он повернулся ко мне задом и стал вращать хвостом.

– Простите, ваше величество, – извинился я.

Кот бросил на меня через плечо презрительный взгляд и началусердно умываться.

«Сосед, нечего сказать!» – с досадой подумал я. Что иговорить, с соседями на Уилбрэхем-Крезент было из рук вон плохо. Нам сХардкаслом подошли бы старые леди, которые постоянно сплетничали, подслушивали,подглядывали и проводили жизнь в надежде узнать какие-нибудь скандальныеновости. Но, к сожалению, старые леди такого сорта вымерли, а оставшиеся вживых наслаждались комфортом в домах для престарелых или годами торчали в больницах,где не хватало коек для настоящих больных, вместо того чтобы сидеть дома подопекой верных слуг или бедных родственников. Да, это серьезная потеря дляуголовного розыска.

Я бросил взгляд на другую сторону улицы. Но там не моглоидти речи ни о каких соседях. Вместо аккуратного ряда домиков на меня смотрелаоттуда серая бетонная стена. Однако эта мрачная громада являла собойчеловеческий улей, населенный рабочими пчелами, которые улетали на целые дни илишь вечерами возвращались домой, чтобы искупать малышей или, подкрасившись,выйти на улицу, на сей раз для встреч с молодыми людьми. Глядя на унылоемногоквартирное здание, я почти с теплым чувством подумал об увядающейвикторианской элегантности Уилбрэхем-Крезент.

Внезапно я заметил вспышку, мелькнувшую где-то на уровнесредних этажей. Это заинтересовало меня, и я начал наблюдать. Вспышкаповторилась. В открытом окне я увидел человеческое лицо, чем-то частичноприкрытое. Вспышка повторилась в третий раз. С решительным видом я сунул руку вкарман, где всегда держу немало полезных вещей. Среди них маленький липкийпластырь, несколько безобидных на вид инструментов, которые способны открытьлюбую дверь, небольшая коробочка с серым порошком и этикеткой, отнюдь несоответствующей ее содержимому, аппарат для вдувания этого порошка и ещенесколько вещиц, назначение которых большинству было бы совершенно непонятно. Вих числе была и карманная подзорная труба для наблюдения за птицами, правда,небольшой мощности, но вполне пригодная в данной ситуации. Я вытащил ее иподнес к глазу.

В окне находилась маленькая девочка. Я разглядел дажедлинную косу, свесившуюся через плечо. В руках она держала театральный бинокльи с лестным для меня вниманием наблюдала за мной. Хотя, возможно, она выбраламеня в силу отсутствия других, более интересных объектов.

В этот момент на улице появился старый, но все ещеимпозантный «Роллс-Ройс». За рулем сидел пожилой шофер. Выглядел он так жевеличественно, как и автомобиль, и так же был потрепан жизнью. Шофер проехалмимо меня с таким торжественным видом, словно возглавлял целую процессиюавтомашин. Я заметил, что моя маленькая наблюдательница направила бинокль нанего. Созерцая эту сцену, я задумался.

Я всегда был убежден, что если ждать достаточно долго, торано или поздно вам повезет. Что-то, чего вы до сих пор не принимали в расчетили вовсе не могли себе представить, обязательно случается. Возможно, именноэто происходило сейчас со мной. Снова посмотрев на мрачное здание, я постаралсязапомнить местонахождение интересующего меня окна. Оно находилось на четвертомэтаже. Я зашагал по улице, дойдя до широкой подъездной аллеи, окруженнойгазоном и клумбами.

Далее я действовал по намеченному плану: пошел по аллее кдому, внезапно остановился, с испуганным видом посмотрел наверх, потомнаклонился над травой, притворяясь, будто что-то разыскиваю, и, наконец,выпрямился, сделав вид, что сунул в карман какой-то предмет. После этого янаправился к подъезду.

В любое другое время можно было рассчитывать на лифтера, нов священный промежуток между часом и двумя холл был пуст. Правда, в глазабросался звонок с надписью «Лифтер», но я им не воспользовался. Войдя в кабину,я нажал кнопку четвертого этажа. Оставалось найти место назначения.

Запомнить местоположение нужной комнаты снаружи достаточнопросто, но найти ее же внутри дома не так легко. Однако у меня было немалоопыта в подобного рода мероприятиях, поэтому я не сомневался, что нашел именнонужную мне дверь. На счастье или на беду, квартира имела номер 77.