Старшим британским офицером был подан официальный протест, и в итоге нашему человеку пришлось публично заявить, что его замечание и поведение не были адресованы лично двум рывшим туннель пленным, а являлись лишь генерализацией.

Весной 1944 года семьдесят шесть британских офицеров бежали из лагеря военно-воздушных сил в Сагане. В июне британский доктор, капитан Хендерсон, прибыл из этого лагеря в Кольдиц.

Вскоре после этого старший британский офицер спросил нашего коменданта, правда ли, что пятьдесят беглецов из Сагана были застрелены по поимке. Поменял ли вермахт свое отношение к бегству? Каралось ли подобное иначе, чем дисциплинарным наказанием в виде ареста? Кроме того, спросил старший британский офицер, мог ли он послать в Саган список имен – так пленные в Кольдице могли узнать, были ли среди убитых их друзья.

Мы ответили, что знали об этом массовом бегстве и знали о нескольких убитых из тех, кто был пойман позже. Мы не знали, сколько человек всего было застрелено «при попытке к бегству». Насколько нам было известно, ОКБ не давало никаких новых распоряжений об обращении с беглецами по поимке. Мы знали, что около тридцати человек из саганской группы были возвращены обратно и, насколько нам было известно, пока оставались живы.

Беглые пленные, пойманные иными организациями, нежели вермахтом, такими как полиция, гестапо, СД[73] и так далее, до своего возвращения в руки регулярной армии находились вне ее ведения. Побеги пленных участились до такой степени, что Гиммлер распорядился не отсылать бежавших, но пойманных военнопленных назад в свой лагерь, а передавать их СД. Именно в результате этого приказания более половины участников массового бегства из Сагана и были расстреляны.

Мы отослали список британских имен в Саган, и, когда он вернулся назад, несколько фамилий на нем оказались помечены крестиком – эти были убиты.

По мере ухудшения ситуации Гиммлер принялся отыгрываться на самых беззащитных, военнопленных и обитателях концентрационных лагерей. Он объявил, что не намерен перенапрягаться и защищать команды бомбардировщиков, сбитых в ходе воздушных налетов. Те, кто спускался на парашюте, часто оставались на милость разъяренного населения. Какое изменение с 1939 года! Тогда британских пилотов, сбитых в сражении, надлежащим образом хоронили. Иногда подобные церемонии передавались по нашим радиосетям. Даже капитан авиации Танстолл признал, что в течение первых шести месяцев войны, если он не мог найти военной цели, он привозил свои бомбы назад. Так кто же первый из нас начал эту беспощадную войну в воздухе? Каждая сторона, разумеется, обвиняла другую.

Чуть позже тем же летом офицерам служб охраны из различных областей страны было предписано посетить Саган для ознакомления с методами безопасности этого лагеря.

Я тоже поехал туда и был удивлен простотой их мер. Правда, все упрощало само его расположение. Лагерь находился на вырубленной территории в лесу и был построен на песчаном грунте. Комендант и личный состав едва составляли пару десятков человек. Караульная рота в целом оценивалась в 250 человек. В то время здесь содержалось не менее семи тысяч представителей британских и американских военно-воздушных сил. В Кольдице же часто бывало так, что количество пленных равнялось количеству их карауливших! С грустью я подметил, что дисциплина на построении оказалась безупречной.

Общее количество попыток побега из Сагана было намного меньше, чем из Кольдица. А ведь нам приходилось держать под контролем меньше одной двадцатой его пленных.

Единственная имевшаяся у пленных Сагана возможность выбраться наружу заключалась в рытье туннелей. Единственное место, где это можно было осуществить, находилось под печами бараков. Сами бараки, высившиеся в несколько этажей, были приподняты с земли, а потому все, что бы ни происходило ниже, было видно. Печи же стояли на цементных плитах, поддерживаемых кирпичной стеной с каждой из четырех сторон. Если поднять печи и приподнять с помощью рычага плиту, появлялся совершенный проход, полностью скрытый от посторонних глаз. Бараки были приподняты от земли, но заглянуть в эти кирпичные шахты не мог никто. На самом деле это еще один пример вертикального подхода к горизонтальному туннелю, причем опять-таки предоставленного пленным нами самими.

Вот так и был построен известный саганский туннель. Главная беда с туннелями в Сагане заключалась в нехватке свежего воздуха. В лагерном музее у них хранились несколько экспонатов воздушных механизмов. Футбольные камеры были слишком маленькие и неэффективны. Водонепроницаемые мешки из хлопка, оснащенные двусторонними клапанами, главным образом использовались для аэрации рабочего конца туннеля. Песок сильно облегчал работу, и в просторных отсеках избавиться от мусора не составляло труда. Но на всем своем протяжении эти туннели в песке приходилось выкладывать досками от кроватей и другим деревянным материалом.

После крупного побега семидесяти шести пленных офицеров личный состав в Сагане в основном заменили, а по всему периметру лагеря расположили микрофоны, предупреждавшие о подземных работах. «Застрелены при попытке бегства» – лишь единожды мы подали подобное донесение из офлага 4С в Кольдице.

Вечером 20 июля мы играли в скат в Чадрассе. Внезапно радиопрограмму прервали; передали новости о покушении на Гитлера. Сначала мы сочли их пропагандистской передачей союзников, но нет, приемник был настроен правильно, и эфир продолжался как обычно. В час Гитлер сам подошел к микрофонам и подтвердил известия.

21-го числа начали просачиваться первые сведения об именах заговорщиков. На всех уровнях люди начали прикрываться. Лицемерие к тому времени уже так глубоко укоренилось в поведении каждого в Германии, что истинную реакцию народа различить было просто невозможно.

Среди личного состава Кольдица никто не встречался друг с другом взглядом. Разумнее всего было изобразить бесстрастное выражение лица. Вряд ли вооруженные силы как единое целое выйдут из этой ситуации заговора, составленного в их рядах.

Офицерский корпус нашел ответ очень скоро. С этих пор войска открыто отождествлялись с партией, а не просто, согласно их собственному предпочтению, с народом. До сих пор гитлеровский салют отдавался немецкими офицерами только при входе или выходе из своей столовой или как форма неофициального отдания чести при неимении фуражки. С этих пор оно должно было официально использоваться между нами и между офицерами и пленными. Приветствие вермахта сменила поднятая рука партии.

В течение двух-трех последующих дней после распространения данного приказа нам пришлось мириться с множеством насмешек во дворе. Вскоре, правда, все утихло, и фашистское приветствие в итоге стало восприниматься как нечто ни в коем разе не неординарное.

24 июля в городе провели парад «для выражения благодарности за безопасность нашего лидера в руках провидения». Все те в замке, кто не находился в данный момент при исполнении, получили приказ присутствовать. Торжественная церемония прошла, как и ожидалось – возможно, чуть с большим энтузиазмом, чем обычно показывалось, – но в тот момент люди были напуганы и ни за что не захотели бы показаться равнодушными там, где дело касалось преданности родине и партии.