— Время еще есть. Мы обязательно что-нибудь придумаем! — пытался растормошить он друга. — Ты же у нас голова, теоретик, Нижняя Мама тебя забери! Вот и думай. Думай! Нечего нюни распускать!

К концу недели Матиаса наконец проняло. Он, как безумный, зарылся в расчеты и теоретические построения. Бегал к консультантам, жег, не жалея, ману на сеансы прямой связи с далеко живущими специалистами. Рабочий стол заполнили груды пергаментов с графиками, формулами и сумбурными на первый взгляд выкладками. Через два месяца Кручек нашел выход! Фортунат, к стыду своему, не понял до конца идеи друга, но был уверен: этот умник не ошибается. Обряд провели с тщанием, силами двух медикусов, репелльсинистра и волхва-аччендария, в присутствии знакомого Цвяху астролога. Все остались довольны результатом.

Лишь астролог покинул дом Кручеков в глубокой задумчивости.

Через восемь месяцев Агнесса родила мальчика. Роды прошли успешно, без разрывов и осложнений. Ребенок был здоров, мать на третий день встала с постели. Матиас сиял от счастья. А еще через три месяца Агнесса слегла. Лекарь и маг-медикус хором констатировали грудную горячку. Усилия обоих оказались напрасны: бедная мать сгорела буквально за три дня. «Судьбу не обманешь», — непонятно бросил Матиас Кручек, когда они возвращались с кладбища. Лил дождь, и капли воды стекали по щекам толстяка-вдовца.

Фортунат Цвях хорошо запомнил эту фразу.

После смерти жены Матиас нашел силы взять себя в руки. Он занялся воспитанием сына, ища в этом спасение от горя. Сократил количество лекций, а от работы с факультативами отказался совсем. Ректор, в прошлом известный медикус, оказался человеком понимающим, разрешив доценту Кручеку внести существенные изменения в учебные планы.

Сын — это серьезно.

Маленький Ясик рос сорванцом. Но особенно любил присутствовать при ученых диспутах, нередко случавшихся в гостиной отца. Сидел, слушал, как взрослый. Иногда делал загадочные пассы, весьма похожие на те, что используются в Высокой Науке. С детьми такое бывает. Обезьянки…

— Подрастет, возьму парня в ученики! — смеялся Фортунат, подливая вина в бокалы. — А ты его в теории поднатаскаешь. Такого мага вырастим — все обзавидуются!

Матиас смущенно улыбался, пряча лицо. Отдать Ясика в науку другу?

Разумеется!

При таких учителях мальчик далеко пойдет.

С пяти лет Ясик начал принимать в диспутах более активное участие. Время от времени вклинивался в разговор взрослых, пытаясь объяснить, показать, «как правильно», научить. К выходкам малыша относились снисходительно. Если дом Кручеков насквозь пропитан магией и Высокой Наукой — чего ждать от мальчика? В шесть лет отец отвел сына, всю дорогу скакавшего горным козленком, к магу-артифексу. Чтобы эксперт определил потенциал мальчика: способности к магии, уровень маны и ее структуру. До шести лет делать это бесполезно: детская мана непостоянна, временные всплески и пики чередуются с временными же провалами и спадами. Даже в спокойном состоянии детский тремор маны не дает получить сколько-нибудь достоверный результат. Зато в шесть — самое время определяться.

В тот день доцент Кручек получил второй, после смерти жены, удар Судьбы.

«Мне очень жаль огорчать вас, мастер Матиас. У вашего сына слом. Синдром ложной маны. Это неизлечимо. Он никогда не сможет стать магом или хотя бы колдуном. Извините».

Овал Небес разверзся над головой Матиаса Кручека.

«То не пустая похвальба: маг вызвал демона-раба — ах, если б не судьба…»

— Постыдитесь, сударь! Вы заговорили мастера Андреа насмерть!

Вот так. Прервали на самом интересном месте. И кто? Тихоня Цетинка.

— Не успел больной в чувство прийти — набежали! Пытают, мытарят… И батюшка мой, и вы, сударь, — туда же! Ни отдохнуть, ни поесть человеку…

— Сдаюсь! — шутливо поднял руки Фортунат Цвях, капитулируя перед напором девицы. — Остальное, коллега, я расскажу вам позже. Все равно мне сейчас желательно проверить одну догадку, — венатор пятился к двери под недвусмысленным взглядом Цетинки. — Не прощаюсь, до вечера я обязательно загляну. Отдыхайте, набирайтесь сил…

Цетинка без одобрения хмыкнула вослед магу. Потом обернулась к Мускулюсу и сразу расцвела.

— Растерзали они вас, Мастер Андреа! Я и батюшку корила, и вояк ваших изругала, чтоб не лезли… А этот мимо меня — шасть! Ну, я терпела-терпела…

Тишайшая Цетинка отчитывает собственного отца, Леонарда Швеллера?! Воображение отказывалось представить подобную сцену. Но предположение, что девушка врет, выглядело еще более неправдоподобным.

— Спасибо, милая Цетинка. Мне гораздо лучше.

— Лучше ему! Ни завтрака, ни обеда…

— Вы правы, голубушка. Я голоден как волк. Сейчас оденусь…

— Оденется он! Вот только встаньте, я сама вас убью! Лежите, набирайтесь сил. Мне за едой сбегать — минута дела…

Дверь захлопнулась. Лишь пятки девицы дробно простучали по ступенькам. Даром что хромуша! Мускулюс слегка поразмышлял о барабанной дроби и ее разновидностях — например, дробь копыт кентавра весьма отличалась от стука пяток милой барышни! — после чего, зевая, обнаружил: окно в комнате открыто. Видимо, милосердная хозяйка сочла, что «больному» полезен свежий воздух. Ага, свежайший! В Красильной-то слободе!

Снаружи, под окном, бранились.

Малефик выбрался из постели. Осторожно, стараясь остаться незамеченным, выглянул.

— … скрываешь! Ты мне врал все это время!

— Я тебе не врал. Просто не все рассказывал.

— Я ради тебя… а ты!..

Видимо, сегодня в Ятрице был особенный день. Пик бабьего лета. Когда, значит, в предчувствии зимы бабы звереют, срываются с цепи и отвязываются на мужиках. Под окном провинциальная ведьма Мэлис Лимисдэйл учиняла выволочку столичному венатору Фортунату Цвяху, полному магу высшей квалификации.

— Меньше знаешь — крепче спишь, Мэлли. Если б тебя, не приведи Нижняя Мама, прижали, ты бы им как на блюдечке…

— Я?! Ты мне не веришь?! Боишься — донесу?

— Не в этом дело…

— После всего?! Стыд! Как у тебя язык повернулся?!

— Ты не знаешь, что такое Надзор Семерых. И радуйся, что не знаешь. Там железо раскалывают.

— А чему ты меня пять лет учил?! Или ты… ты… только для виду?! Объедки с барского стола бросал?! А я, дура…

Ведьма была на грани истерики. Колдун посочувствовал «напарнику»: Цвях прав, о чем бы ни шла речь. Нет такой ведьмы, чтоб смогла закрыться от профосов Надзора Семерых. Но поди, объясни взбалмошной, оскорбленной женщине…

— Извини, Мэлли. Мне надо идти.

— Иди! Чтоб глаза мои больше тебя не видели!

Не найдя слов для ответа, венатор махнул рукой и быстро зашагал прочь со двора. Сейчас изящный маг-кавалер напоминал оскорбленного в лучших чувствах олуха-муженька, которого до дыр запилила сварливая супруга. Если Мускулюс недавно и хотел жениться, то сейчас четко понял: эта мысль посещала его в бреду.