— Да только то, что ты лопух, — вытирая слезы, отвечал компаньон. — И ничего кроме этого. Сколько раз я тебе говорил, что, как только мы вмешиваемся в какой бы то ни было процесс, его дальнейшее развитие обязательно пойдет по-другому. Вот ты думаешь, что все предусмотрел? Как бы не так! Своей дурацкой пшеницей ты, вероятно, перегрузил пароход, и капитан решил не брать на борт тот запас угля, который взял бы без тебя. Вместо того, чтобы встретиться с ураганом возле роковой скалы и благополучненько сесть там на мель, он пошел в Засниц, а это, как ты понимаешь, немного в другую сторону. С тобой, разумеется, капитан не счел нужным посоветоваться.

— Черт! — ругнулся Нижегородский. — Ты прав. Я полный идиот. Я не предусмотрел такой вариант.

— Да даже если бы и предусмотрел, что с того? — пытался разъяснить Каратаев. — Осадка судна другая? Другая! Настроение капитана после общения с тобой тоже, я думаю, хоть немного, но другое. А изменение настроения человека уже определяет изменения в дальнейших его действиях. Даже то, что ты носился там со своей страховкой, не могло не сказаться. Капитан, поняв, что прелое зерно тебе дороже всего на свете, невольно мог постараться вести свою посудину чуточку осторожнее. — Каратаев вдруг снова повалился на диван. — Ха-ха-ха! Еще один великий комбинатор нашелся!.. Что ты теперь будешь делать со своим товаром? Ведь через несколько дней его привезут в Тронхейм. А там, как я догадываюсь, никто не ждет такого подарка. Ха-ха-ха!

Испив до дна чашу унижения, Нижегородский телеграфировал агенту распоряжение: по прибытии в Тронхейм, не торгуясь, продать зерно любому, кто изъявит желание купить. Из этих денег рассчитаться за выгрузку, портовое обслуживание и уплатить все таможенные сборы. Если, конечно, хватит.

— Зато мы предотвратили морскую катастрофу, — мрачно заявил за ужином Нижегородский.

— О да-а-а, — согласился компаньон. — И знаешь, что особенно радует?

— Ну?

— Что недорого. Это твое гуманитарное мероприятие стоило нам всего лишь сто пятьдесят тысяч марок.

Несмотря на некоторые досадные просчеты, Нижегородский продолжал заниматься всеми техническими вопросами их компании. Уже к июлю, еще до начала своей винодельческой эпопеи, он создал небольшую брокерскую контору, купил место на Берлинской фондовой бирже и больше не связывался с официальными маклерами. В офисе конторы он зачем-то повесил плакат: «Лучше тридцать раз грохнуться с табуретки, чем один раз свалиться с четвертого этажа». Вероятно, он посчитал, что их фиктивные проигрыши «помалу» как раз и олицетворяли эти падения.

Примерно в то же время, прибегнув к посредничеству барона фон Летцендорфа, они сделали стотысячное пожертвование на строительство германского Флота Открытого моря. Благодарственная грамота, выданная канцелярией Генерального штаба Кайзермарине господам Флейтеру и Пикарту, помещенная под стекло и обрамленная в тонкую черную рамку, висела с тех пор на стене их гостиной среди идиллических пейзажей фрау Горслебен. Этот «патриотический» ход был задуман с единственной целью: заручиться скрытым покровительством имперских силовых структур, не привлекая, опять же, к своим личностям излишнего общественного внимания.

— Надеюсь, наш взнос не приведет к чрезмерному усилению их ВМФ, — размышлял Каратаев, глядя на грамоту с государственным гербом, печатью и росчерками. — Очень бы не хотелось, чтобы из-за нас кайзер выиграл Ютландское сражение, например.

Однажды Каратаев выбежал из своей комнаты с блокнотом в одной руке и «Беговыми ведомостями» в другой. Он был крайне расстроен.

— Все, доигрались. Результаты двух вчерашних забегов в Хоппегартене не совпали!

— Но мы же давно ходим на ипподромы не чаще раза в месяц и ставим по чуть-чуть, — пытался возразить Нижегородский.

— Что-то могло оказать косвенное воздействие. — Савва в сердцах швырнул газету на диван и повалился рядом. — Карл, заявленный в скачках во второй группе, вчера вообще не участвовал. Владелец продал его еще месяц назад, и теперь он где-то во Франции.

— А кто был владельцем?

— Какой-то Леонард Швиккерт. Карл считается середнячком и вчера должен был прийти четвертым. Это зловещий знак, Вадим.

На следующий день Нижегородский, похоже, прояснил ситуацию.

— Тот самый Швиккерт прогорел недавно на химических акциях «Штеглер и сын», — сообщил он с порога, вернувшись домой. — Помнишь, у нас был небольшой пакет, который мы сбросили перед августовским падением цен на «томасовскую муку»? — Вадим имел в виду фосфорные удобрения. — Этот растяпа купил часть бумаг, возможно посчитав, что моя контора блефует перед крупной закупкой, а он, такой хитрый, вроде как разгадал мою игру.

— Вот тебе и причина! — воскликнул Каратаев. — Мы входим на ипподром бочком на цыпочках, чтоб никто не заметил, играем там по мелочи, как два нищих эмигранта, а жеребца продают из-за каких-то дурацких акций. Я не удивлюсь, Вадим, если благодаря нашим деньгам, — Савва кивнул в сторону висящей на стене грамоты, — английский Королевский Аскот тринадцатого года, к примеру, преподнесет нам сюрпризы. А что, — стал пояснять он свою мысль, — возможна ведь такая цепочка: на эти деньги моряки закупают у Фридлендера[23]три тысячи тонн лишнего угля, устраивают незапланированные ранее учения с выводом кораблей в зону британских интересов, их Адмиралтейство мгновенно реагирует, отправляет туда свою эскадру, и какой-нибудь капитан или адмирал, вместо того чтобы привезти на скачки свою кобылу, отправляется черт-те куда блюсти интересы короны. Заметь, что эта цепочка достаточно примитивна и приведена мной только в качестве примера. Чтоб до тебя наконец дошло. На самом деле все эти взаимосвязи настолько тонки и случайны, что нам не дано их ни предугадать, ни тем более проследить. Ты чихнешь в трамвае, а через день в казино «Фортуна» заменят заразившегося гриппом крупье. В результате совсем не тот, кто должен был, крупно выиграет, а тот, кого судьба держала за счастливчика, проиграется до нитки. Спустив казенные деньги, он ударится в бега. Судьба занесет его в Белград, где в какой-нибудь пивной он столкнется с неким чахоточным студентом из Боснии. Они повздорят, не сойдясь во мнениях по какому-нибудь мелкому политическому вопросу, этот тип двинет студента по башке кружкой, и тот внезапно поумнеет. Вернувшись к себе в Сараево, он откажется стрелять в австрийского эрцгерцога, да еще и заложит всех своих товарищей по организации. Эрцгерцог останется жив, и Первая мировая война не состоится. А все из-за чего? А из-за того, что какой-то Нижегородский, которого и вовсе не должно тут быть, год назад чихнул в берлинском трамвае.

По существу возразить было нечего.

— Что же ты предлагаешь? Лежать с головой под одеялом и носа не высовывать? — спросил Вадим.

— Не зна-а-аю! — с трагизмом в голосе простонал Каратаев. — Во всяком случае, пора менять место жительства. Но уезжать из Германии тоже нельзя: все мои газетные архивы основаны исключительно на немецкой прессе, и по другим регионам мира они содержат крайне скудную информацию. Хотя кое-что все же имеется.