Александр Борисович решил, что самому ему в кабинете мэра делать нечего, в крайнем случае мог бы вызвать того к себе в Генеральную прокуратуру — не мальчик все-таки по чиновникам бегать. Но за таким демаршем наверняка последовало бы и определенное обострение амбиций, а оно сейчас было лишним. Вот и отправился Поремский.

Мэр долго выбирал в своем напряженном расписании свободные полчаса и не выглядел при этом человеком, который просто оттягивает ненужный и, возможно, даже неприятный для себя разговор, а дело действительно в его занятости.

Володя слышал, что мэр — человек деловой и не любит всяческих экивоков. Поэтому и вопросы свои заготовил, что называется, с прямотой римлянина — в лоб, без расшаркиваний и извинений.

— Скажите, Михаил Юрьевич, почему вы считаете, что готовилось убийство именно вашего заместителя, а не его супруги?

— А разве я так считаю? — удивился мэр, и глаза на его широком лице сузились. — Кто вам сказал… — Мэр посмотрел в запись на своем столе, в блокноте, и добавил: — Владимир Дмитриевич?

Поремский чуть улыбнулся.

— Мне бы не хотелось открывать источник своей информации.

— Тоже мне источник! — совсем непочтительно фыркнул мэр. — Небось трепанул кто-нибудь из администрации президента, так?

— Почти так, — снова улыбнулся Поремский.

— Тогда я сам скажу. Терпеть не могу недомолвок! И потом, вы же не газетчик, не журналист, и высказанные вам мною сведения, я надеюсь, не станут немедленно достоянием средств массовой информации?

— Ни в коем случае, за это отвечаю головой.

— Ну, — снисходительно заметил мэр, — голову оставим в покое, а мне будет вполне достаточно вашего слова.

— Даю слово, — серьезно сказал Поремский. — Да, в общем-то, наш разговор не имеет прямого отношения к уголовному делу, возбужденному по факту одного убийства и подготовки аналогичного второго.

— Да-а? И кто же этот второй? Тоже наш работник? Я имею в виду мэрию.

— Нет. Совсем нет, врач-нарколог, как и Татьяна Васильевна Артемова. Просто рангом пониже.

— Скажите пожалуйста… А чего ж я не знал?

— Убийства-то не было. Жертва обнаружила заряд раньше, чем тот сумел сработать. А коллеги из ФСБ быстренько разобрались с бомбой.

— Интересно, что за разборки начались в наркологии? — задумчиво произнес мэр и что-то черкнул для памяти в блокноте. — А с этим случаем?.. Да Георгий… ну Алексеев, заместитель мой, панику устроил. Это, говорит, они не в Таньку, они в меня целили, а она приняла на себя незаслуженный удар. Ну действительно, — стал он рассуждать, — если подумать, кому она могла быть опасна? Кому перебежала дорожку? Абсурд! А у Георгия?.. У него длинный послужной хвост, так сказать. Он ведь, если вам это неизвестно, начинал, как вы любите говорить, «на земле» — в прямом смысле, в прорабах, после строительного института. Дослужился до Госстроя! Был одним из замов председателя, еще когда там короткое время после того своего злосчастного выступления на Политбюро служил небезызвестный будущий первый российский президент. Где-то и в чем-то они конфликтовали, наверное, между собой, потому что когда тот зам стал президентом, он не забыл своего оппонента и, как рассказывал мне Георгий, просто выкинул его со службы. Однако, как специалист, как человек, который умеет налаживать деловые контакты с фирмами, Георгий по-своему был незаменим. И я, придя в мэрию, разыскал его в мелком коммерческом предприятии. Глупо тратить крупные деловые возможности человека на игру, скажем, в кегли. Вот с тех пор и работает. Устает, наверное… Опять же нервы…

— У вас с ним конфликты случаются?

— Как у всех людей, занятых одним общим делом. Не обходится и без конфликтов.

— Как они вам обходятся, ваши конфликты, к примеру, с тем же Алексеевым, это другой разговор, а вот как они обходятся ему, вы не задумывались?

— Честно говоря, нет. И даже не совсем понимаю, почему вопрос возник именно в такой постановке?

— Приведу пример. Вот он мог же кому-то оказать помощь? Говоря парламентским языком, лоббировать в мэрии чьи-то интересы? Или категорически нет?

— Ну чьи-то интересы мы, так или иначе, соблюдаем, хотим того или нет… Но я не совсем понимаю…

— Предположим, он кому-то что-то хорошо наобещал. Взял за это дело либо нет — тоже десятый вопрос, он в данном случае не самый важный. А вы, как мэр, переиграли все по-своему. Такое могло быть?

— Так сколько раз! — воскликнул мэр, до которого наконец дошел смысл интриги. — Он привлек к строительству ряда объектов… это у нас совершенно новый район столицы, там будет множество градостроительных новшеств… привлек представителей одной давно известной ему зарубежной строительной фирмы. Даже, можно сказать, концерна. Ну те соответственно и заломили, как у нас говорят. А я посмотрел на это дело, прикинул наши возможности и предложил объявить аукцион. Ох как Георгий сопротивлялся! Но мы таки его дожали! И главное — все пошло на пользу делу! И он сам это вскоре понял.

— Он-то, может, и понял, да поняли ли те фирмачи, которых он подвел?

— И вы считаете, что серьезные люди пойдут на такое дело? Ну сегодня в чем-то проиграли, зато завтра выиграли! Нет, у значительных партнеров так просто дела не делаются… Хотя, с другой стороны…

— Вот именно, если брать не глобальные интересы международного, скажем, партнерства, а личные, частные потери отдельного лица… такое может быть? Причем не обязательно с иностранцами, а именно с нашими, пролетевшими, как говорится, как фанера над Парижем?

— А черт его знает? — И мэр неожиданно засмеялся. — Слушайте, Владимир Дмитриевич, а можете вы мне в свою очередь ответить на один давно интересующий меня вопрос?

— Постараюсь… если смогу.

— Скажите, почему прокуроры, следователи, ну и все судейские говорят «возбэждено», а не «возбуждену», как все нормальные люди?

Поремский рассмеялся:

— Я и сам не знаю, честно говоря. По-моему это из области профессионального жаргона. Наш обычный кумпас у моряков — компбс. Или еще есть объяснение. Когда мы говорим «возбэждено», то предполагаем дело, то есть как бы заранее утверждая: будет преследование! А просто возбужденным может быть кто угодно. Вот как мы с вами, обсуждая кандидатуру господина Алексеева, который, по моему мнению, скажем, совсем не тянет на занимаемую им должность, но которого вы защищаете. Может, даже и из чувства противоречия по отношению к кому-нибудь. К тому же бывшему президенту. Но это я говорю не буквально, а условно, как бы предполагая, не больше. Ну в качестве примера, который первым пришел в голову.

— Нет, возможно, вы меня не так поняли, я не защищаю, я прежде всего смотрю на рабочие, деловые качества своих ближайших коллег — это для меня всегда являлось единственным мерилом. А все остальное — так, попутно. Но мерзавцев тоже не терплю, ни в каком виде.

— Точно?