в одинаковых плащах и кожаных шлемах они все были похожи друг на друга. Спрашивать же у Златы постеснялась, до того ли ей сейчас? Радим откинул полог еще раз, и к нам ловко забралась Добронега.

– Ну что? – вздохнула она. – Да будут добры к нам боги.

Злата что-то пробормотала в ответ. Я согласно промычала нечто невнятное, поскольку не знала, как положено отвечать на эту фразу.

Через незадернутый проем в передней части повозки я видела, как на скамью, приколоченную к телеге, – у кареты бы это называлось козлы, но здесь я не была уверена – запрыгнул один из воинов и взял в руки вожжи, а потом Радим хлопнул ближайшую к нему лошадь по крупу и сказал:

– Ну, пошла.

Телега задрожала, скрипнула, и мы отправились в путь.

Уже когда мы тронулись, я сообразила, что нас почему-то никто не провожает. Тут же вспомнился отъезд дружины Миролюба, когда улица была полна не только воинами в синих плащах, но и понабежавшими туда же свирскими девушками. Сейчас, когда повозка медленно покатила в сторону Западных Ворот и Злата, вдруг всхлипнув, отдернула полог, я увидела на опустевшей дороге только одинокую фигуру Радима. Заметив, что Злата выглядывает, он поднял руку в том же жесте, каким несколько недель назад на берегу приветствовал прибытие «князя». Я отогнула полог со своей стороны, решив, что я сестра и мне тоже можно, и помахала ему в ответ. Радим неловко опустил руку и остался стоять. Наверное, если бы у него были карманы, в этот момент он бы засунул туда руки, потому что явно не знал, куда их деть. Он повел плечами, спрятал руки за спину, и меня вдруг пронзило каким-то щемящим чувством опустошения. Отчего-то вид одиноко стоявшего Радима на пустынной улице, едва освещенной утренним светом, навевал ощущение безысходности. Снова некстати в голову пришла мысль, что Радим может погибнуть, – ненужная, нелепая. А еще я подумала о том, что все, кто ему по-настоящему дорог, сейчас отправляются в Каменицу: жена, мать, сестра, побратим… пусть и бывший. А что, если Радим специально убирает нас из города, потому что здесь становится опасно? Вдруг квары снова нападут?

Дорога повернула, и Радим скрылся из виду. Злата снова всхлипнула и задернула полог. Добронега тут же на нее прикрикнула:

– Ну, будет уже! Негоже в дорогу плакать.

Злата что-то пробормотала, а я продолжила смотреть на сено, торчавшее из большого тюка, привязанного к заднему борту повозки, и думать о кварах. Должен же быть какой-то смысл в том, что они упорно пытаются пройти по Стремне. Чего они хотят? Они хотят захватить Свирь или просто пройти мимо? Интересно, Стремна – это единственный водный путь вглубь княжеских земель?

– Всемилка, задерни полог, – услышала я голос Добронеги. – Дурно станет, спиной вперед сидишь.

Я послушно сползла на подушку, обхватила колени и уставилась в одну точку. Вот бы спросить… Да только Всемила должна знать такие вещи, так что единственным человеком, к которому я могла бы с этим обратиться, был Альгидрас. Я взглянула на Добронегу и открыла было рот, чтобы спросить, где Олег, но тут же покосилась на Злату и почему-то не решилась.

У городских ворот повозка остановилась, отряд о чем-то переговорил с охраной, и мы вновь двинулись в путь. Не удержавшись, я отодвинула полог и посмотрела назад. Двое стражников у распахнутых ворот зябко кутались в плащи, явно продрогнув от утреннего тумана. Интересно, ворота всегда отпирают так рано или это в честь нашего отъезда? Впрочем, вопреки моим ожиданиям стражники не стали запирать ворота, а так и остались стоять на месте, глядя нам вслед. Я помахала им рукой. Они переглянулись и, после легкой заминки, помахали мне в ответ. Смутившись, я задернула полог и покосилась на Добронегу. Та смотрела на меня с легкой улыбкой. «А что? – подумала я. – Всемила впервые выезжает из города и имеет право вести себя странно». Впрочем, в будущем решила сначала думать, а потом действовать. Если в Свири большую часть времени я была предоставлена самой себе, то в предстоящие три недели мне придется круглосуточно находиться среди других людей, и права на ошибку у меня не будет.

Как только Свирь скрылась из виду за первым же холмом, со стороны головной части отряда послышались разговоры, движение замедлилось, а потом сквозь неплотно задернутый полог я увидела, что мы проезжаем мимо остановившихся лошадей. Шестеро свирских воинов пропустили нашу повозку вперед и пристроились позади, остальная же часть свирского отряда и княжеские воины ехали перед нами. Среди шестерки, ехавшей сзади, Альгидраса не было, и я всерьез засомневалась, что он действительно здесь.

С этими невеселыми мыслями я решила последовать примеру Златы и прилечь. Подушка под щекой была жесткой, пахла сеном и каким-то ядреным маслом. Интересно, Злате не дурно от этого запаха? Словно в ответ на мои мысли Злата произнесла, обращаясь к Добронеге:

– Я думала, хуже будет.

– Ничего, дочка. Потерпи, скоро дома будешь.

– Я уже по Радиму скучаю, – жалобно сказала Златка.

В ответе Добронеги послышалась улыбка:

– Мать вон сколько не видела. Тоже, поди, скучала. Теперь немного по Радиму поскучаешь, ничего.

Злата улыбнулась, и они принялись обсуждать, как тяжело дается молодице отъезд из родного дома. Под их негромкий разговор меня сморил сон – дала знать о себе прошедшая ночь.

Сквозь легкую дрему я услышала голос Добронеги:

– Опять Всемилка здесь уснула.

В ее тоне звучала досада, а еще улыбка.

– Да пускай себе, – ответил ей мужской голос, который показался смутно знакомым.

Я не успела удивиться, откуда в повозке мужчина, как почувствовала, что меня подхватили на руки и стали поднимать. И тут же еще чьи-то руки обвились вокруг меня и потянули обратно. Мне стало даже немножко больно.

– Тихо, тихо, Радимка, куда тащишь? – Я услышала шлепок и ответное сонное бормотание. – Ну, пусти же ее.

Почувствовав, как меня прижимают к широкой теплой груди, я попыталась было открыть глаза, но над ухом раздался низкий мужской голос, напевавший позабытую мелодию, и меня начало снова клонить в сон. Объятия стали крепче, и жесткая борода больно уколола мой висок, а макушки коснулись чьи-то губы.

– Ой, ленту потеряла, – услышала я снова голос Добронеги. – И башмаки ее где теперь искать?

Я все-таки приоткрыла глаза и в неярком свете масляной лампы увидела силуэт Добронеги, отворявшей какую-то дверь. Добронега обернулась, улыбнулась, глядя на меня, и сказала:

– Тихо, тихо, спи.

Заворочавшись, я поняла, что я очень маленькая и меня на руках несет… отец. И мне очень тепло и спокойно. Я вновь завозилась и посмотрела через его плечо на оставленную комнату. Это были нынешние покои Добронеги. Только на ее кровати, уютно свернувшись клубочком, спал мальчишка-подросток. Отец Радима вынес меня в комнату, где стояла печка, и понес дальше, а я все смотрела на пятна света, которые плясали по стенам в такт шагам Добронеги, и думала о том, что мне очень хорошо и что так я путешествую в свою постель не первый раз. В покоях Всемилы – а мы пришли именно туда – стояла другая кровать, чуть больше, чем та, на которой я спала с момента своего попадания в Свирь. Она была расстелена, а рядом, на месте сундука, стояла небольшая деревянная кроватка на ножках-качелях. И перед тем, как уложить меня туда, отец Радима еще раз поцеловал меня, снова уколов бородой.

– Да тише ты, совсем разбудишь, – услышала я голос Добронеги, а потом сильные руки осторожно опустили меня на кровать. Я закрыла глаза, успев еще подумать, что мне непременно нужна моя кукла. Почувствовав, как на руки мне ложится что-то мягкое, я привычно прижала игрушку к себе и уснула.

Из уютного сна меня выдернул мужской хохот. Я подскочила, спросонья не поняв, где нахожусь. Все еще плавая на волнах этого теплого сна-воспоминания, я думала о том, что это очень странно – видеть себя маленьким ребенком и при этом осознавать все как взрослая.

– Вот лешие, – недовольно сказала Добронега. – Яр, ну ты хоть им скажи! – прошипела она нашему вознице.

– Тише вы! У меня девки спят, – сурово произнес тот, впрочем, особой злости в его тоне не было.

– Разбудили, да? – спросила меня Добронега.

– Да ничего. – Я села и посмотрела на Злату, которая тревожно нахмурилась во сне.

Передвинувшись мимо Добронеги к переднему пологу, я мимоходом подумала, что