Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ладно уж.
– Вот и славно, – подытожил Горислав и, сладко потянувшись, направился к лошадям.
Его конь пасся ближе всех к стоянке. Горислав обнял его за шею, что-то зашептал. Конь фыркнул, прекратив жевать. От умильной картины меня отвлек голос Добронеги:
– Всемилка, иди сюда.
Я подошла.
– Ну, как ты? – спросила Добронега, заправляя мне за ухо лезшую в глаза прядь.
– Хорошо, – сказала я. – Скучно только.
– Ну, так на то она и дорога, чтобы скучно было. Да и к добру это, что скучно. Плохо было б, коли веселье бы началось.
Добронега неодобрительно посмотрела на мужчин.
– А что, может начаться? – спросила я.
– Бран не допустит, – уверенно сказала она, и я сразу поверила. Радим наверняка знал, кого ставить старшим в охране.
– А Бран здесь главный только над воинами Свири или над всеми? – шепотом спросила я.
Добронега посмотрела на меня удивленно и чуть пожала плечами:
– Да кто ж его знает? Княжич своих воинов в помощь прислал, а там кто уж у этих мужчин разберется?
Она потянула меня за руку, усадила на еще одно поваленное дерево в стороне от костра и тут же занялась Златой, которая, как оказалось, умудрилась где-то подвернуть ногу. Я слушала причитания Добронеги, сочувствующе смотрела на ногу Златы, не замечая, правда, там ни опухоли, ни покраснения, а сама думала: «Ну что же они такие нелюбопытные? Неужели только мне приходят в голову такие вопросы: кто здесь главный? Что может случиться? Неужели они настолько привыкли так глупо и безоговорочно доверять мужчинам?» Впрочем, тут же пришлось одернуть себя за такие мысли. У местных женщин просто не было выбора. Вот я бы с ума сошла, если бы мне пришлось жить так же, как они. Слава богу, у меня был Альгидрас, перед которым можно было не играть. Я отыскала взглядом хванца. Тот сидел рядом с огнем и задумчиво что-то ворошил тонкой палкой в жарко разгоревшемся пламени.
– Ох, как полыхает, – вернулся к костру воин, который его раскладывал.
Альгидрас тут же встал и отошел, уступая ему место. Пламя стало слабее. Я моргнула, не веря глазам. Посмотрела на Альгидраса. Тот задумчиво смотрел на огонь, покусывая губу.
«Это же вышло случайно? – подумала я. – Не может же он в самом деле увеличить и уменьшить мощность пламени? Это же не газ!»
Злата ойкнула, и я снова повернулась к ней.
– Ну что ты будешь делать? Как некстати. – Добронега споро обматывала ногу золовки тканью.
– Где ты так? – сочувственно спросила я.
– Да прямо тут, на этой окаянной поляне, – сердито проговорила Злата. – И так тут всего боишься и ехать не хочешь, а тут еще нога эта…
На ее слезливый голос обернулось сразу несколько человек, в том числе и Альгидрас. Оттолкнувшись плечом от дерева, к которому прислонялся, он направился к нам.
– Что случилось? – спросил хванец, присаживаясь на корточки перед Златой.
– Ногу повредила, – сказала та.
– В каком месте? – тут же спросил Альгидрас, не размениваясь на оханья и причитания.
– Да вот. – Злата вынула ногу из башмачка и предъявила замотанную лодыжку.
– Можно? – спросил Альгидрас, взглянув на Добронегу.
– Делай как знаешь, – ответила Добронега.
Альгидрас ловко размотал тряпицу и нажал большим пальцем куда-то под косточку. Злата ойкнула.
– Здесь болит?
– Да неужто не видишь? – сердито сказала она.
Хванец не обратил на ее тон никакого внимания, продолжая уверенно ощупывать ногу. Злата то ойкала, то говорила «не болит». Закончив осмотр, Альгидрас приказал: «Сиди так» – и направился к сваленным на землю седлам. Порывшись в одной из седельных сумок, он достал холщовую суму и вернулся с ней к нам.
– Опять твои снадобья чудесные? – с улыбкой спросила Добронега, и мне в ее голосе послышался скепсис.
Альгидрас опустился на колени, достал небольшую коробочку, вскрыл ее, и мне тут же захотелось зажать нос, потому что пахла эта гадость отвратительно: перебродившими ягодами и прокисшим молоком одновременно.
– Она пахнет только, – виновато проговорил хванец, посмотрев снизу вверх на Злату.
Злата потянула воздух носом и вдруг сказала:
– Вкусно пахнет. Костяникой давленой.
Мы с Добронегой переглянулись и, не удержавшись, прыснули. Альгидрас улыбнулся уголком губ и начал наносить мазь Злате на ногу. Через несколько секунд я поймала себя на мысли, что не могу отвести взгляда от его пальцев, уверенно втиравших мазь в лодыжку Златы, и подумала о том, что его руки совсем не такие, какие мне обычно нравятся. Мне всегда нравились крупные, сильные мужские руки, кисть же Альгидраса была какой-то совсем подростковой, запястье, наверное, и я могла бы обхватить большим и указательным пальцами, и, живи он в моем мире, быть бы ему определенно пианистом, потому что как раз про такие руки говорят «музыкальные». Но странное дело, почему-то, когда я смотрела именно на его руки, сердце начинало биться быстрее. И это было уже не в первый раз. Я вздохнула и сердито напомнила себе, что это все Святыня.
Альгидрас бросил на меня быстрый взгляд, и я поняла, что он явно перехватил мое смущение. Неудивительно. Я, наверное, фонила ему в эфир, как радиоприемник с помехами.
Закончив наносить мазь, он поднял взгляд на Добронегу:
– Перевяжешь? А то я всю повязку измараю.
Я не поднимала головы до тех пор, пока он не встал и не отошел к седлам, чтобы убрать свои снадобья. Костровой окликнул его и попросил помочь, но Альгидрас ответил:
– Не могу, руки…
Добронега рядом со мной заметила:
– Он теперь до самой Каменицы те руки не отмоет. Надо же, как пахнет. – Она сорвала какой-то листочек и стала растирать его в пальцах. Вероятно, чтобы избавиться от отвратительного запаха.
Альгидрас меж тем отправился к ручью. Я с тоской посмотрела ему вслед, завидуя тому, что мужчины не были связаны условностями и могли свободно перемещаться по своему усмотрению. Я же должна была сидеть на этом дурацком бревне при Добронеге и Злате. Как будто в повозке не насиделась.
– Пить хочу, – вздохнула Злата.
– Держи. – Добронега протянула ей кожаную флягу.
Злата глотнула и пробормотала:
– Теплая.
– А ты холодной хотела? – оживилась я.
Злата лишь несчастно кивнула.
– Я принесу, – сорвалась я с места, выхватив у Златы фляжку.
Добронега неодобрительно покачала головой. Думаю, она, как никто, поняла, почему я так резво бросилась за водой.
Брат Альгар… как странно поминать твое имя не в праздной беседе, а обращаясь к тебе самому. Признаюсь, мне этого не хватало.
Ты вправду неплохо меня знаешь. Или же думаешь, что знаешь. Мы уже не те, что были когда-то, и глупо цепляться за старые обиды, брат. Смирись с истиной: только вместе мы сможем противостоять любой силе.
Ты прав, я покинул привычные стены и прошел столько морей не только для того, чтобы привезти тебе свитки. Однако и для этого тоже, хочешь – верь, хочешь – нет. И ты не ошибся: мне нужна твоя помощь, но, думаю, никогда не сможешь угадать, в чем именно. Я уже вижу, как любопытство гложет тебя, не давая уснуть. Я помню тебя, Альгар. Любопытство и тяга к сокрытому тайной в ком-то, может, и смирятся с годами, но не в тебе. Потому давай отбросим пустые гадания и просто встретимся еще раз. Как в старые добрые времена, Альгар? Только мы с тобой против всех тайн этого мира. И в этот раз мы одержим победу!
Я верю, при встрече ты поймешь, что помыслы мои чисты. Я не несу тебе зла, что бы ты там себе ни думал. Что же касается твоей заботы о моих людях, поверь, Альгар, я и мои братья способны встретиться с любой опасностью, которую таят эти земли, и преодолеть любой путь. Верно, ты не до конца понимаешь ту силу, которой мы обладаем. Потому давай оставим распри и вспомним о том, что мы братья.
С надеждой на твое благоразумие,
Алвар Я бы многое отдала за возможность держаться спокойно,Быть одной из счастливиц, чью душу не мучат ни ревность, ни страх.Я не знала б бессонных ночей, не терзалась бы глупой любовью.Но лишь это нелепое чувство помогает рассеять мрак.Глава 16
Я старалась двигаться бесшумно, однако стоило мне взобраться на небольшой холмик, с которого вел крутой спуск к ручью, как Альгидрас, сидевший на корточках у воды и старательно оттиравший руки пучком травы, произнес, не оборачиваясь:
– Не быть тебе охотником.
– Как ты узнал, что это я? – спросила я, осторожно переступая через торчащий из земли корень – нам в отряде и одной Златы, подвернувшей ногу, достаточно.
Альгидрас отбросил траву в сторону, еще раз сполоснул руки, поднес их к лицу и, понюхав, остался доволен результатом. Затем он встал, стряхивая