В окрестностях, как и у нас, объявились бандиты на машинах — похоже, что ложка дегтя для больших кластеров в этом мире обязательна. Ныне часть осела в посаде, многие покинули Монастырь и ушли подальше. Ни о каком «магните» и речи быть не могло. Вскоре слухи о злосчастном месте поползли по округе, и люди буквально шарахались от Монастыря, числя его чуть ли не столицей Мордора…

Радист Монастыря, представитель донецкой группировки, доброволец и фанат эфира, выпросил станцию и раскладной «подсолнечник» еще в первые дни. А вот нормальную антенну на колокольню, в помещении которой оборудовал гнездо, получить не успел. Мастерил сам, из чего есть, вышло плохо. И тем не менее он сумел настроиться и установить примитивную телеграфную связь с Вотяковым.

Когда взмокший Юрик наконец-то закончил художественное изложение информации, слово взял Сотников.

— Все слышали, все, надеюсь, поняли. Прошу участников совещания задавать уточняющие вопросы, при готовности высказывать конкретные, но исключительно зрелые предложения. Потом мы все вместе ознакомимся с докладом нашей научной группы.

И тут валом пошли уточнения, собственно, и необходимые для «предложений».

— Запеленговать удалось? — с ходу спросил Дугин, сидевший рядом со мной.

— Точно — нет, — оживился Вотяков, встав на крепкую почву стиля рубленых фраз. — Для точного определения передатчика нужна пеленгация с трех точек, ну хотя бы с двух.

— Но хотя бы примерное направление?

— Исключительно по возможностям антенны. Я подкручивал вокруг оси, искал позицию еще с момента первой засечки несущей. Все определяет «лепесток раскрыва» антенны — в данном случае это конус примерно в тридцать градусов.

— И где?

— На северо-запад от нас, если очень и очень грубо.

— А расстояние? — выкрикнул механик.

— Ну это же не локатор… Если бы на той Земле, было бы полегче. Там в разное время дня и разное время года — разное прохождение сигнала, и от местности зависит… Короче, существует практика, и опытный радист может прикинуть дальности. Здесь все может быть иначе. Напряженность магнитного поля, похоже, чуть выше, ионосфера и прочее… Я уже не говорю об аномалиях поверхности, тут другая конфигурация материков. Ну если это как-то может помочь, то чисто интуитивно я могу сказать, что станция от нас дальше трехсот километров, но ближе двух тысяч. Только не спрашивайте почему, не скажу.

— Что сейчас с сигналом? — один из бойцов.

— Новых сеансов не было.

— И что могло случиться? — это уже медичка Зоя интересуется.

— По радиочасти — что угодно, — пожал плечами радист. — Сломалась станция, а починить ему нечем. Сел аккумулятор солнечной батареи, снесло антенну, нет прохождения, погода, гроза.

— Вы спрашивали, каково фактическое истинное время у них? На панели ведь есть, — это опять Дугин никак не уймется.

— Конечно, я же все данные в журнал заношу, как положено! У них в группе ни у кого нет наручных часов. Знаете сами, ну… наручные же сейчас не в моде, всем хватает сотового. Как думали, да… Зарядок нет, да и нет возможности только ради точного времени гонять генераторы. Как я понял, им на точное там плевать было при таких делах. Свой он подзаряжал, пока «симба» не перезагрузилась… По косвенным признакам — минус час-два от нашего.

Поняв, что большего из бедного радиста не выжать, народ примолк.

— Спасибо, Юра. Ну друзья, вот такая картина… Думать надо крепко, хотя пока вариантов мало. Кто-то хочет сказать? — встав с первого ряда, предложил Сотников.

Поднялся главный инженер:

— Думаю, товарищи, я выражу общее мнение: украинцам надо помогать. Что бы ни было в нашем совместном и раздельном прошлом, это наши… ну как бы…

— А чего стесняться, Евгений Иванович, это братья! — громко помог ему Гонта.

— Спасибо, Гриша, да… Помогать надо. Однако это «надо» упирается в очевидные проблемы. Мы не знаем, где они, и у нас нет возможности наладить коммутацию на озвученном Юрой расстоянии. Даже если разница во времени всего в один час, то, принимая величину часового пояса в пятнадцать градусов, по этой широте мы получаем что-то около тысячи километров, таблиц у меня нет под рукой. Но для нас это колоссальная дистанция на данном этапе! И я пока не вижу возможности посылать на такие дальности экспедиции, тем более без хотя бы примерной привязки искомого места. Давайте оставим в себе эту моральную готовность к помощи, пока ситуация не прояснится. Увы, мяч все еще на их половине поля. На месте лидеров украинцев я бы начал неспешную миграцию части населения в нашу сторону, как бы спорно это ни звучало. Ждать сеансов, уточнять, вычислять. Большего мы пока сделать не можем.

Потом еще поговорили, в основном женщины, но это были уже эмоции, оценки вероятной ситуации у них и предположения о дальнейшей судьбе анклава. Большинство предположений выглядело безрадостно, многие из нас уже просто списали украинцев, как не способный к сохранению нации кластер.

В конце этого информационного совещания на сцену вышел лектор — начальник «научников».

— Приветствую вас, коллеги. Мы работаем уже давно, если таковое применимо к длительности нашего пребывания здесь, однако со многими еще не знакомы. Разрешите представиться, Гольдбрейх Марк Львович, профессор, доктор физико-математических наук, заслуженный деятель науки и техники РСФСР, — так отрекомендовался начальник исследовательской группы, обманчиво молодо выглядевший невысокий старичок характерной внешности. — Да, извините… Начальник НИС — начальник научно-исследовательского сектора.

Собравшиеся кивнули, многие понимающе хмыкнули.

— Вы совершенно правы! — заметил гримасы профессор. — Застарелый штамп. Как видите, я работаю там, где и должен традиционно.

Переждав открытый смех, он продолжил:

— Со мной здесь в зале присутствует уважаемая Эбиджанц Римма Викторовна, аспирант, биологическая химия, прошу любить и жаловать, — профессор рукой представил сотрудницу, статную черноволосую женщину лет тридцати с небольшим. — К сожалению, третий наш сотрудник несколько пренебрег правилами ТБ на хозработах и приболел, поэтому он тут не присутствует.

Проф кашлянул, глотнул водички. Прелесть!

— Так как прямой востребованности нашим специальностям пока нет, мы с первых же дней вынуждены заниматься не привычным, так сказать, но насущным, — зачастую парадоксальным и порой, как нам неизбежно кажется до сих пор, совершенно ненаучным. Что, впрочем, весьма и весьма интересно.

Все слушали, затаив дыхание, будто художественный фильм смотрели.

Еще бы! Перед вами стоит настоящий еврей-профессор и в уже забытой ностальгической манере вещает вам о чем-то таком, что никак не вяжется с неошкуренными бревнами и вспашкой полей под картошку, погонями за бандитами и поиском еще не выбитых лосей, с тарахтящими генераторами и факелами на стенах. Это какой-то сон.