– Теперь всё изменится, да? – спрашивает она.

Голос у нее такой же, как прежде, только очень грустный.

Изо всех сил пытаюсь подойти к ней поближе, но ноги не двигаются. Напрягаюсь, борюсь с невидимой преградой, силюсь сделать хотя бы шаг по направлению к ней. Опускаю глаза и вижу, что мои ноги вязнут в размякшей от дождя земле и траве, всё вокруг усыпано лепестками вишни.

Поднимаю глаза, ищу взглядом Марли… и просыпаюсь в больничной палате. Простыни крепко обвиты вокруг моего тела, пот градом катится по лбу, и меня снова накрывает горечь потери.

Когда несколько часов спустя я хватаюсь за спортивные брусья, голос Марли всё еще звучит у меня в голове. Опасливо переношу часть своего веса на ногу, с величайшими предосторожностями делаю шаг, потом другой. Два дня я без передышки разыскиваю Марли в «Гугле», прерываясь только на занятия физиотерапией с Генри, и изматывающие упражнения отнимают у меня столько сил, что, выполняя их, я на время забываю о поисках.

Однако сегодня даже физические нагрузки, призванные укрепить мои ноги, не помогают отвлечься: я снова и снова вспоминаю сон, приснившийся мне ночью. День ото дня окружающий мир становится чуть менее размытым, но это значит, что с каждым днем Марли всё сильнее от меня отдаляется, что сон, в котором я жил целый год, рушится, рассыпается, становится всё более зыбким.

– Жаль, что я не могу делать это вместо тебя, – раздается знакомый голос.

Дрожа с головы до ног, останавливаюсь, поднимаю голову и вижу Сэма. Даже моя здоровая нога сейчас не крепче зубочистки, однако Сэм выглядит еще хуже меня.

– Будь у тебя такая возможность, ты бы делал за меня упражнения, да? – говорю я. – Если бы ты мог, то с готовностью переложил бы тяжелый груз с моих плеч на свои.

Сэм закатывает глаза, показывая, что я задал идиотский вопрос, но всё же кивает.

– Само собой, чувак. А ты сделал бы то же самое для меня.

Сглатываю, пошатываюсь, того и гляди упаду, но Генри зорким оком замечает это и быстро меня поддерживает.

– Давайте сделаем небольшой перерыв, хорошо? – предлагает он, помогая мне усесться в кресло-каталку, и уходит, оставляя нас с Сэмом одних.

Я пытаюсь перестать жить мечтами, но не могу не вспомнить о том дне на кладбище. В том разговоре была изрядная доля правды, хоть он и происходил в моем сне. Так что, наверное, пора поговорить об этом наяву.

– Я был тебе паршивым другом, – говорю я.

Сэм быстро качает головой.

– Нет…

– Ты сам так сказал. Кимберли пыталась расстаться со мной семь раз, считая с девятого класса. – Я смотрю на него снизу вверх. – Ты внимательно считал. Почему?

– М-м-м… – Сэм хмурится, глядит на меня с прищуром. – Не помню, чтобы я такое говорил.

Точно. Приходится всё начинать с начала.

– Ну, так или иначе, это правда. Ты всегда помогал Кимберли, если мы с ней ссорились, и всегда помогал мне. Сэм, ты неизменно помогал мне ее вернуть.

Вспоминаю, как вчера Сэм поспешно вышел, увидев, что мы лежим, обнявшись.

– И теперь ты снова пытаешься это сделать. Почему?

Сэм отводит глаза, пожимает плечами.

– Потому что ты хороший друг. Слишком хороший, – говорю я, сгибая и разгибая свою худую ногу. – Я многое понял. Хоть я и спал, мой мозг продолжал обрабатывать информацию и пришел к конкретным выводам, большая часть которых – правда. Мы с Кимберли никогда бы не смогли поладить, и на то есть причина.

Сэм смотрит на меня с тревогой, но я продолжаю:

– Дело не в Марли и не во мне, а в тебе, Сэм. Долгое время ты находился в тени, и мы о тебе совершенно не думали. Если ты любишь Кимберли – а я думаю, что так оно и есть, – то признайся ей в своих чувствах.

Сэм с силой ударяет по бутылке с водой в моих руках.

– Брось, чувак! Хватит нести чушь. Кимберли едет учиться в Беркли, и на некоторое время ее нужно оставить в покое! – восклицает он. – Кроме того, ты всего несколько дней назад вышел из комы, и вы двое только что расстались.

Стало быть, Ким рассказала Сэму, что мы с ней расстались. Это что-то да значит.

Я делаю еще один глоток, предварительно убедившись, что нас с Сэмом разделяет приличное расстояние и он до меня не дотянется.

– Кимберли хотела отдохнуть от меня, но поговорила с тобой. Она всё еще здесь. Неужели ты не хочешь ей признаться?

– Неважно, прав ты или нет. Ты не можешь всё контролировать, – серьезно говорит Сэм. – Знаешь, нужно давать людям возможность самостоятельно принимать решения, но и сам человек должен принимать решения без оглядки на других. Неважно, с кем ты: с Кимберли или с Марли. Нельзя заставить другого человека выбрать тебя.

Несколько секунд я молчу, потом швыряю в Сэма бутылку с водой, благо после комы руки у меня еще действуют.

– Это мудро, черт возьми, – замечаю я, глядя, как Сэм ловит бутылку и ухмыляется.

– Ты же знаешь, старик, в нашей команде именно я работаю мозговым центром.

Сэм смеется, сует бутылку под мышку и принимается бегать вокруг моего кресла, всякий раз уклоняясь от моих рук.

Шутки и никаких дурацких разговоров. Чувствую, что лед между нами наконец-то растаял – я будто снова вернулся в мир своей мечты.

– Хочешь пиццы? – спрашивает Сэм, кивая на двойные двери зала. – Слышал, в здешнем кафетерии пеперони просто отменные.

Фыркаю.

– Ты еще спрашиваешь?

Снимаю блокировку с колес кресла-каталки, хотя прекрасно знаю: в больничном кафетерии пицца с пеперони ужасна. И всё же мне нужно ненадолго вырваться из физиотерапевтической тюрьмы.

Сэм хватается за ручки кресла, мы стремительно покидаем кабинет физиотерапии и выкатываемся в коридор, благо Генри не видит, что я сбегаю.

Она здесь.

Я понимаю это сразу, еще даже не видя ее. Гонюсь за ее тенью, быстро иду по нашему дому; краска осыпается со стен даже сильнее, чем в прошлый раз. Мне никак не удается угнаться за Марли, ее волосы исчезают за поворотом, ее рука выскальзывает из моих пальцев.

– Я говорила тебе, что не заслуживаю счастья, – раздается ее голос совсем рядом.

Быстро оборачиваюсь и просыпаюсь, как от толчка.

Сажусь, ловя ртом воздух, автоматически оглядываю комнату, ища взглядом Марли, но всё вокруг недвусмысленно говорит, что я ее не найду.

Снова роняю голову на подушку, тру лицо ладонями, делаю глубокий вдох.

Когда я втягиваю в себя воздух, то ощущаю… ее запах. Цветки апельсина или… Сердито возвожу глаза к потолку. Жимолость.

Поворачиваю голову к окну, тяну носом воздух, но жимолостью не пахнет. Аромат тает так же быстро, как появился.