Принародно я просто отмалчивался, а наедине, осторожно пытаюсь навязать точку зрения — отличную пока от общепринятой среди правящей партии и её адептов:

— Думаю, нашей Республике придётся строить социализм в одиночестве и причём — во враждебном капиталистическом окружении… Что об этом написано у классиков марксизма, Кондрат?

— Ничего не написано, — уверенно отвечает.

— А что думаешь по этому поводу ты лично?

— Я думаю, это невозможно…

Гляжу ему в глаза:

— Так значит, в случае если Мировая революция не свершится — ты предлагаешь нам, русским большевикам, сдаться на милость капиталистов?

Молчит, как кувалдой оглаушенный.

— А за что тогда столько крови пролито, Кондрат? По-твоему, это всё — зря?

После моих вопросов, Бра-Кондрат накрепко задумался и ходил несколько дней сам не свой… Потом подошёл когда все разошлись, и:

— Серафим! Я тут с отцом поговорил… В неизбежности свершения в ближайшее же время Мировой революции, я по-прежнему не сомневаюсь! Как минимум в нескольких «ключевых» странах, передовой европейский пролетариат возьмёт власть и поможет российскому пролетариату построить социализм…

«Знамо дело — с отцом поговорил: узнаю глас Бориса Александровича!».

— … Однако, я считаю, что у нашей Республики должно быть несколько вариантов плана построения социализма. В том числе и самостоятельно — Мировая революция… Ээээ…

— … Может запоздать, — закончил я за него.

— Совершенно верно!

Хорошенько подумав, я:

— Кондрат! А не мог бы ты свои соображения по поводу построения социализма в одной стране изложить письменно? В виде газетной статьи?

В глазах лёгкий испуг:

— «В виде газетной статьи»?

— Ну, да, — закидываю очень вкусную наживку для его юношеского самолюбия, — разве ты не хочешь стать одним из классиков марксизма?

Вижу — хочется ему и колется…

— Встать в один ряд… Нет, не с Марсом, конечно — с Каутским, Энгельсом… Чтоб и, века спустя всяк знал — кто такой Кондрат Конофальский!

В глазах зажигается неугасимый огонь энтузиаста-фанатика:

— Хорошо, я попробую!

* * *

Фамилия «Телегин» — была самой распространённой в Ульяновской волости, ибо в ней было полно сёл с кустарями — испокон веков изготавливающих на продажу это нехитрое крестьянское транспортное средство.

Именно «Телегиными» — были наши близнецы!

«Санька да Ванька» — именно так их и называли, даже если обращались к одному из тринадцатилетних братьев-близнецов. Вопреки моему досель убеждению о мирном сосуществовании подобных «клонов», эти постоянно спорили меж собой, ссорились и, даже не стеснялись хорошенько подраться — по любому, хоть малейшему поводу. Я так думаю — соперничество из рода «кто самый главный в семье»! Что самое интересное: стоит лишь появиться какой-нибудь «внешней» опасности — как тут же происходит консолидация до самой её полной «ликвидации». Точно также, происходит «братское единение» двух близнецов во имя какой-то общей цели… Если, конечно — она интересна для обоих. Иначе…

Мама, не горюй!

«Бои без правил» — которые мне иногда доводилось смотреть «по ящику», просто возня дошколят в песочнице.

Что их объединяло — гордость за своего отца!

Он был из мещан. Выучившись сам, он стал учить других — до 1915 года работая местным учителем. Затем его мобилизовали и, пройдя школу прапорщиков (куда после уничтожения довоенного кадрового офицерства — брали всех, хоть с каким-то образованием), тот отличился на войне — уже при «Временных» дослужившись до штабс-капитана.

Видимо, отцу Саньки и Ваньки воевать понравилось больше — чем учить чужих детей и воспитывать собственных!

После Октября приехав на краткую побывку домой, он добровольцем вступает в Красную армию и погибает уже под самый «занавес» Гражданской войны — где-то в степях Таврии в 1920 году, в должности командира дивизии.

Хотя братья видели своего отца «наездами» — когда тот на короткое время приезжал домой оклематься от боевых ран, они его любили со всей сыновьей страстью. Любовь к отцу перешла на пылкую страсть к его профессии «Родину защищать»: Санька и Ванька — грезили стать командирами РККА.

Во время ремонта «Бразье», близнецы так достали меня военной тематикой — что я принёс им все воинские уставы что смог найти в своей канцелярии ОВО и в городской библиотеке: от ещё старых имперских — до первых советских:

— «Живи по уставу — заслужишь честь и славу»! Основа военного дела, ребята — строевая подготовка и воинские уставы. Не знающий их командир, подобен священнику не знающий Священного писания, молитв и ритуалов. Сможет ли он проводить обряды Таинства?

Оба, машут головами:

— Нет, не сможет!

— Вот точно так же, человек не знающий назубок уставы — не сможет стать хорошим командиром. Учите их и когда у вас обоих, они «от зубов будет отскакивать» — тогда мы с вами и поговорим. А если не сможете выучить, значит: в Красную Армию — вы оба не годитесь…

Хоть до конца ремонта, но они от меня отстали!

* * *

[1] За основу газетный статей взяты реальные происшествия из книги Андриевский Г. Г. «Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху. 1920–1930-е годы».

Глава 7

Соблазнение строптивого

Четырнадцатилетняя Елизавета Молчанова, была не сказать чтобы «писанная» красавица — но несомненно из тех девушек, при взгляде на которых мужчины обычно говорят: «В ней что-то есть!».

И, «весь мир кладут к их ногам»… Образно говоря, конечно.

Происхождения она — самого, что ни на есть «буржуазно-эксплуататорского»: из семьи крупного петроградского чиновника — бежавшего от «прелестей» диктатуры пролетариата куда подальше из «города трёх революций», но успевшего добежать всего лишь до Нижнего Новгорода.

Но, от лихой судьбины не убежишь!

На малой Родине Козьмы Минина её отца за что-то «контрреволюционное» арестовали и отправили искупать вину перед трудовым народом в ульяновский «Стан принудительных работ». Семья, естественно, последовала за своей главой и поселилась в самой волостном городишке.

Увы, но отец Елизаветы проработал на лесоповале недолго и, собственной смертью, сполна искупил вину нескольких поколений своих дворянских предков перед народом… А Елизавета с матерью остались в Ульяновке — ехать им было некуда да и не на что.

«Всё, что не убивает сразу — делает нас сильнее»!

Чтоб выжить в чужом городе, среди незнакомых людей, пришлось приспособляться. Не знаю каким образом (в любом даже — в самом мерзком случае, я её не осуждаю), мать Елизаветы сумела внушить доверие у новой власти и получила должность совслужащей по почтовому ведомству. Оклад небольшой, не пошикуешь особо (хахаха!) — но на