Широкие поля окружали город Ротов, как зеленое могучее море. Избы крестьян пугливо жались к стенам города, где, случись нападение врагов, люди могли укрыться. Бабы румяные и загорелые, как поджаренная корочка хлеба, вязали снопы. Наклонялись, выставляя круглые зады, собирали в охапку сено и складывали в высокие стога, смахивали широкими рукавами пот и снова принимались за работу.

В тени сидели дети на заботливо постеленных плетенках, игрались со стрекозами и кузнечиками и повизгивали от радости.

Русак разулыбался, завидев разрумяненных красавиц, и направился прямиком к стайке молоденьких крестьянок. Те хихикали и озорно стреляли глазками в приближающегося парня.

– Скажите-ка, красавицы, – сияя, крикнул Русак, – а не приютит ли кто двух путников... и их питомца?

Улыбки исчезли с лиц девушек, они виновато потупились, теребя платки.

– Извини, путник, но царь строго-настрого приказал не пускать в избы чужаков.

– Почему?

– Говорят, что по дорогам нынче много нечисти ходит. Кто знает, что за путник пожаловал. Всяко ночью случиться может. А ну как превратишься в какое страшилище?

– Я?! – Русак даже развеселился от такого предположения.

Глупые бабы, верят невесть во что. Да разве ж может всякая нечисть при дневном свете по дорогам шляться; вот только рокты.

– Не держи на нас зла, путник. Мы знаем, что законы гостеприимства священны, но не можем нарушить приказа царя. Его воины рыщут по округе, заглядывают в дома, и если кого чужого поймают – беда.

Целитель сосредоточенно поскрёб нос и оглянулся на подошедшего наёмника.

– Что-то мне подсказывает, хозяин, что придётся вон в той рощице заночевать. Солнце почти село, и городские ворота вот-вот закроют, так что не поспеем. В город только утром попадем, а на глупых девок надёжи нет.

Девушки пошептались, одна пугливо покосившись в сторону более старших женщин, равнодушно продолжающих работу, метнулась к стогу сена и вернулась с узелком.

– Возьми, красавчик. – Она кокетливо стрельнула большими, как у лани, глазами в целителя, взглядом огладила ладную фигуру. – Кров над головой предложить не можем, но и голодными не оставим.

Русак радостно вцепился в узелок и сунулся туда носом.

– Ой, да тут настоящее богатство! Спасибо, милая. Чем же тебя отблагодарить?

Девушка хихикнула, прикрываясь ладошкой, склонилась к нему и шепнула:

– Нынче ночью приходи сюда, вот и будет благодарность.

– Хе, – осклабился целитель, – непременно, милая.

– Не проспишь?

– Как можно красавица!

Маленькая рощица гостеприимно дала приют уставшим путникам. Сумрак – глашатай ночи – медленно входил в рощу, цеплялся за раскидистые ветки, теснил дневной свет.

Марк издали почувствовал свежесть воды и направился прямо к ручью. Прозрачные воды струились по камням, омывали крупные валуны, заботливо несли соринки и листья.

– Хорошее место для привала.

Русак растянулся на мягкой траве с блаженной улыбкой, раскинул руки и затих, впитывая силу земли.

Наёмник давно перестал надеяться на самозваного слугу, который редко выполнял свои обязанности, и сам сложил костёр из сухих веток. Тут же возник змей и дыхнул струёй огня.

– Давайте-ка мне куропаток, – неожиданно сказал Русак. – Я сам их зажарю. А ты, хозяин, пока узелок развяжи – поглядим, что нам девушки положили.

Марк спрятал удивление и протянул дневную добычу, привязанную к поясу, и вскоре над поляной потянулся дразнящий запах жареного мяса.

И только путники расселись вокруг костра, предвкушая обед, послышались шаркающие шаги. Русак, разглядев пришедшего, досадливо сплюнул.

– Дозвольте погреться у огонька?

В свете костра появился высокий тощий старик. Серая потертая котомка выглядывала из-за сутулого плеча, почти сливаясь с такой же старой рубахой и куцыми штанами. В руке старик бережно держал гусли.

– Не приютите, люди добрые, одинокого странника?

Марк подвинулся и указал на свое место.

– Присаживайся, старче, угощайся чем богаты.

Старик благодарно кивнул, принял кусок куропатки и с аппетитом вгрызся в душистое мягкое мясо, пахнущее ароматными травами.

– Давно бродишь по дорогам? – спросил наёмник, когда старик выдохнул.

– Давно. – Странник огладил бороду и добавил: – Столько лаптей стоптал, что даже боги со счета сбились.

– Отчего ж хозяина не найдёшь? Ты ведь сказитель, как я погляжу. Плохие песни поёшь?

– Зачем мне хозяин? Я свободен, иду навстречу рассвету. А песни мои послушай.

Старик положил на колени гусли, такие же старые и повидавшие много дорог, как он сам. Провел тонкими пальцами по струнам, прислушиваясь к чистым высоким звукам. Запел сильным молодым голосом, будто и не было прожитых лет, что наложили отпечаток на лицо и худое изможденное тело.

Растекалась мелодия, уносила в волшебный мир, где не было ни смерти, ни горя, где в лесах без страха гуляли звери, а в густых ветвях щебетали птахи.

Марк смотрел на огонь, но видел хижину с чуть покосившейся дверью, низкий стул около жаркого очага. Тихо, размеренно жужжит колесо веретена, вплетаясь в голос Арины. Пальцы ведуньи ловко прядут нить, а в глазах пляшут насмешливые искорки. Защемило от нахлынувшей нежности, Марк встряхнулся, отгоняя видения.

Чем заслужил такое наказание? Или счастье?

Все ищут любовь, но, встретив её, настоящую, жгучую, отнимающую покой и сон, заменяющую весь мир, мало кто отваживается идти до конца, до последней точечки. Куда как проще отступить, поплёвывая через плечо, сберегая покой и сон. Но находятся безумцы, что спешат за мечтой, оскальзываясь, падая, раздирая душу в клочья, но снова поднимаются с отчаянной надеждой на удачу.

Уже и голос певца умолк и гусли уснули, а слушатели не смели пошевелиться, чтобы не разбить звенящую надежду на счастье, не вспугнуть что-то сладко-мучительное в душе.

Долго над поляной витала тишина, пронизанная тоской и надеждой.

– Славно пел, гусляр. Так-то душу разбередить! – кашлянув, сказал Русак.

Старик усмехнулся, разгладил широкой мозолистой рукой серую, словно в дорожной пыли, бороду. Улыбка вышла слабой, будто дуновение ветерка в знойный день.

– Если б нашёл хозяин, – заметил Русак, – он бы тебя на золоте кормил. Неужели слаще просить подаяния и перебиваться случайными кусками?

– Слаще. Мои песни принадлежат всем, – виновато отозвался сказитель и добавил: – Наказание на мне. Нигде приюта найти не могу. Однажды сказанное слово вон как отозвалось, однажды спетая песня не понравилась богам. Вот и хожу теперь по дорогам, ищу того, кто поможет вернуть покой моей душе. Говорят, есть на свете люди, чьи души чисты, как утренняя роса, через них боги истину в мир несут.