Но ведь то, что думала лично Адель, никого не интересовало. Королю Жиске был неугоден, стало быть, его должны были сместить, и она была бы дурой и в тактическом плане, если бы стала воевать с Делессером во имя какой-то дружбы.

Она попыталась держать нос по ветру, и теперь Делессер, получив власть, считал ее в числе своих помощников. Ну, а то, что он ей отвратителен, она тщательно скрывала, полагая, что с префектом полиции следует жить в мире. По крайней мере, до тех пор, пока она не почувствует себя сильнее его и не станет независима.

Но, помимо мелких неприятностей, были неприятности более крупные, ибо Адель очень скоро поняла, что ее во многом обманули.

Во-первых, скандал, конечно же, скрыть не удалось. Журналист, которого купил Делессер, ни под каким соусом не желал молчать и портить собственную карьеру. Из увиденного в квартире супругов де Телль он сделал сенсацию. Поскольку дело было замято, никаких доказательств газета не имела, но и туманных сообщений было достаточно, чтобы поползли сплетни.

Все узнали о странном браке Адель Эрио с неким господином де Геллем, и это была вторая неприятность. Когда она отправилась к Делессеру, чтобы возражать против таких нарушений договоренности, новый префект даже не принял ее, сославшись на занятость, связанную со вступлением в должность, и через секретаря посоветовал ей не забивать себе голову глупостями. Взбешенная Адель, не помня себя от гнева, приказала передать префекту, что, если он не явится к ней самолично в ближайшие дни, то она отдаст в газеты документ о своих новых владениях на Мартинике, и, кипя от злости, покинула дом на Иерусалимской улице.

Было еще хорошо, что свет, обсуждая отставку Жиске и связывая это с тем, что бывшего префекта застали в постели шлюхи Эрио, которая, словно на смех, вздумала выйти замуж, как-то не особенно допускал мысль, что за всем этим скандалом таилась политическая интрига. Почти никто, а особенно те, что плохо знали Адель, не догадывались, что какая-то пусть и красивая, но совершенно незначительная женщина могла поймать плута Жиске в ловушку. Поэтому о ее предательстве даже не говорили, и в этом было ее счастье, ибо Адель была избавлена от презрения общества, переносить которое было бы очень болезненно.

Крайне взвинченная, Адель, уехав от Делессера, не успокоилась и во время дороги. Карета уже подъезжала к особняку князя Тюфякина и Мартен собирался распахнуть ворота, как вдруг прилично одетая молодая девушка, стоявшая прежде у ограды, быстрым шагом бросилась вперед и Адель от неожиданности отпрянув, увидела в окошке экипажа ее лицо — тонкое, взволнованное, с серыми, как зимнее небо, глазами. Это лицо до того поразило ее, что мороз пробежал по коже. Машинально протянув руку, она сделала знак кучеру, и тот остановил лошадей.

— Я хочу поговорить с вами, — сделав над собой усилие, сказала девушка.

Адель вышла. Холодный январский ветер овеял их обеих, рванул в сторону широкие тяжелые юбки.

— Вы Мари д'Альбон, — проговорила Адель ледяным тоном.

— Да, я Мари д'Альбон, и я пришла потребовать от вас ответа.

Мари была чуть-чуть, на пол-дюйма, выше Адель ростом. Одежда ее выглядела проще и была далеко не так изящна, да и вообще видно было, что эта наивная девушка не изощряется в познании тонкостей ухода за внешностью и секретов оттачивания обаяния. Но ее лицо, миловидное, очень правильной формы, темные вьющиеся волосы и огромные серые, как крыло голубя, глаза были окутаны таким флером невинности, чистоты и юности, что это придавало Мари странное, неброское, но притягательное очарование. Адель инстинктивно заметила это и прикусила губу.

— Ответа, — повторила она хриплым голосом. — Как это вас мама отпустила сюда? Разве можно невинным девицам ходить по улицам и караулить у домов куртизанок?

— Я хочу, чтобы вы оставили Мориса в покое, — твердо сказала Мари. — Найдите в себе хоть каплю благородства.

Адель ответила не сразу. У нее страшно ныло сердце, а внутри все сильнее закипала злость к этой девчонке, и причиной злости был весь облик Мари. Эта девица была сущим ребенком по сравнению с Адель; может, даже старше ее на год или два, она тем не менее ничего не знала и ничего еще не чувствовала в жизни.

Ее оберегали даже от самых невинных поцелуев, она понятия не имела, что такое деньги и как их заработать, словом, опыта у нее был ноль, и Адель могла бы ее в порошок стереть одной насмешливой фразой, такой, какие научилась произносить за год своей карьеры. Но в то же время Адель с яростью и болью завидовала ей, ибо сама бы такая же когда-то, а теперь вся эта невинность и наивное очарование были у нее отняты, да она и сама их отдала, и теперь стала совсем другая! Скользнув по Мари холодным взглядом и всё еще не веря (как, неужели она, именно она посмела явиться к ней?), Адель произнесла:

— Во мне нет благородства, и искать нечего. Даже капли нет. Довольны вы этим?

Это откровенное признание своего бесстыдства обезоруживало многих. Но Мари, снова сделав над собой усилие и явно превозмогая презрение, проговорила:

— Вы совершаете ужасный грех, маде….. — Она не знала, как называть Адель, и поэтому на миг осеклась. — Вы разрушили семью моего брата, наш дом будет, вероятно, продан с торгов, и за все это я не виню вас, потому что мой брат сам за себя отвечает, но его жена и мои племянники…

— Удивительно, как это вы вообще узнали обо всем этом. Неужели ваша очаровательная мама говорит с вами о таких женщинах, как я?

Мари вспыхнула:

— Я не глупа. И мне не пять лет.

— Сколько вам ни было бы лет, меня ваши племянники не интересуют.

— Мне не верится, чтобы вы были так бессердечны, — сказала Мари уже более спокойно. — Катрин, жена Мориса, беременна, вы причиняете ей ужасное зло…

— Вот как? Вы полагаете, когда я была беременна, мне никто не причинял зла?

— Я, в сущности, вовсе не об этом говорю!

Последние слова Мари просто прокричала.

— Я ведь говорю не о деньгах, поймите это. Вы ведь навлекли на Мориса худшую опасность, чем разорение, вы натравили на него полицию…

— Полицию? — недоверчиво спросила Адель.

— На днях у нас были полицейские и провели обыск.

— Почему же вы думаете, что это сделала я?

— Потому что в этом уверен Морис.

— Он высокого обо мне мнения, это я всегда знала. — Адель вызовом добавила: — Что ж, он прав.

— Вы… вы что-то узнали и донесли?

— Да, я так всегда