Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я хочу развестись с этой вашей ищейкой и как можно скорее, — заявила она в ярости.
Делессер, заложив руки за спину, заявил:
— Сожалею, но это невозможно.
— Почему?
— Да потому, милочка, что еще два дня назад господин де Гелль был в Марселе, а сейчас, вероятно, уже плывет в Турцию.
— В Турцию?!
— Да, моя дорогая, в Измир, — любезно сообщил новый префект.
Глаза у Адель сузились:
— Это ваша новая шутка, не так ли?
— Нет.
— Но этот человек, насколько я знаю, должен был летом сдавать какие-то экзамены!
— А он их сдал. И весьма успешно. Но, как вы, вероятно, поняли, его главным устремлением является работа в полиции. Поэтому он и поехал туда, где нужен был более всего.
— И я не могу получить свободу?
— По причине измены — нет. Пожалуй, только по причине отсутствия супруга, но тогда вам придется подождать лет пять, как требуется по закону.
— Вы просто шут, — сказала Адель с отвращением. — Не знаю, что меня удерживает: давно следовало бы разболтать о нашей сделке.
— Видимо, вы боитесь, что это вам повредит.
Помолчав, Делессер добавил:
— Или боитесь со мной поссориться. Полно, Адель, не дуйтесь. Что за страсть к формальностям? Де Гелль ничем вам не мешает. Брачный контракт не дает ему никакой надежды на ваше имущество, так чем же вы связаны? Потерпите немного. Было столько дел, что я меньше всего думал о вашем разводе, когда посылал Оммера в Турцию.
Делессер считал нужным заговорить с Адель чуть мягче: очень уж сверкали глаза у этой непредсказуемой кошки, которая то казалась домашней, то в один миг могла стать дикой. Благоразумнее было бы держать ее в узде, но не доводить до крайности. Адель, подозревая об этом маневре Делессера, решила воспользоваться этим неожиданным смягчением и спросила весьма враждебным тоном:
— Что это за дело вы начали против д'Альбонов? Говорят, вы даже произвели у них обыск.
Делессер мгновение недоуменно смотрел на нее, потом расхохотался.
— Я? — переспросил он, расстегивая одну из пуговиц жилета. — Да ведь это вы начали это дело, а не я.
— Что это значит?
— На столе Жиске я обнаружил материал, на который натолкнули его вы. Это следует из бумаг. Материал весьма выигрышный. — Делессер ухмыльнулся, потирая подбородок: — Он, этот бедняга Жиске, провел всю подготовительную работу, собрал десятки донесений от агентов, но не успел поставить точку. Точку поставлю я.
— Да, и король сразу увидит, до чего вы подходите на роль префекта, — с насмешкой сказала Адель. — В первые дни раскрыт первый заговор!
— Да, милочка, вы мыслите верно. Мне в этом смысле повезло. Но, поскольку вы первая навели полицию на Мориса д'Альбона и остальных, то я склоняю перед вами голову и благодарю.
Делессер действительно галантно поклонился, слегка расставив руки. У Адель похолодело внутри. Она с возрастающей тревогой спросила:
— Другие? Есть еще люди, которые связаны с Морисом?
— Добрых два десятка, — деловито сообщил новый префект.
— Кто именно? — допытывалась Адель, хмурясь все больше.
Делессер, не замечая ни ее изменившегося лица, ни внезапной бледности и тревоги, проскальзывавшей в каждом жесте, ответил:
— Что ж, поскольку точно доказано, что вы не роялистка, будет вовсе не грешно побеседовать с вами об этом… Имен, моя дорогая, много, и самых громких. Некоторые из заговорщиков, конечно, для нас заведомо недосягаемы, такие, как Ид де Невилль, старая роялистская лиса, который устроил больше заговоров, чем имеет волос на голове… ну, и есть, разумеется, такие, которые живут в Париже, вращаются в обществе и всеми уважаемы. Их арест наделает много шуму.
— Их арест? Вы их арестуете?
— Завтра же вечером.
— И у вас есть доказательства?
— Свидетельства, мадемуазель. Десятки свидетельств. И бумаги. — Пожимая плечами, Делессер рассерженно проговорил: — Некоторые давно были на подозрении — такие, как, например, Монтрей. Даже странно, что он на это решился, и даже как-то жаль….. Я привык к нему, черт побери. Я привык к нему. Да и мать его — я был с ней в наилучших отношениях. Да, дорогая моя, в моей новой службе есть и неприятные стороны.
То, что он говорил дальше, Адель уже не слышала. Она будто онемела и потеряла на какое-то время слух. Поначалу в мыслях был такой разброд, что трудно было что-либо уразуметь, но потом Адель мало-помалу ухватилась за кончик одной из них, и клубок понемногу стал распутываться. Смятение, охватившее ее поначалу, отхлынуло. Она очень ясно сознавала, что просить Делессера о снисхождении будет напрасным — он считал раскрытие заговора делом выигрышным и ни за что от него не откажется, да и глупо было бы просить о таком после того, как сама донесла на Мориса. Впрочем, что ей было за дело до виконт д'Альбона? Ее волновал Эдуард. И опять же: стоит ли просить за него? Просить для того, чтобы он достался Мари, этой сероглазой наивной шатенке, которая хотела забрать у Адель то, чем она жила — сознание того, что она ближе всего к Эдуарду?
Как глупо это было бы! Она не станет что-то менять ради того, чтобы Эдуард женился на Мари, нет, ни за что! Пусть его судят, даже гильотинируют, что угодно делают, но она не отдаст его Мари, потому что только она, Адель, предназначена для него!
Самые безумные мысли, жестокие и нелепые, захлестывали ее, и сквозь их наплыв пробивалась такая жгучая невыносимая боль, что Адель до хруста сжала пальцы, лишь бы не застонать. Хотелось метаться по комнате, куда-то бежать, лишь бы решить, наконец, что к чему! Взглянув на собеседника пустыми холодными глазами, она резко прервала его, и лицо у нее было искажено гримасой боли и отчаяния:
— Я не могу больше с вами говорить. Нет времени. Будет лучше, если вы уедете.
Не глядя на префекта, она быстрым шагом устремилась к двери, словно непреодолимая сила подгоняла ее, и через секунду Делессер остался в гостиной наедине лишь с запахом духов мадемуазель Эрио.
6
Она была раздавлена отчаянием. Она, не находя себе места, сознавала только одно: нужно увидеть его, а там всё прояснится.
Как она столько месяцев жила, даже не видя его или видя только издали, нынче казалось Адель совершенно удивительным.
Поразительно ослабев сейчас, она не знала, откуда у нее брались раньше силы для такой разлуки. Ведь подсознательно он всегда