Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но сколько ни философствуй, сколько ни обобщай, не найдешь этой формулы. Не потому что дурак, а потому что нет ее. Люди из века в век повторяют одни и те же ошибки, страдают от одиночества в огромном, перенаселенном человеческом муравейнике – и не знают, как зовут ближайших соседей, мечтают о чудесах – и не отрывают взгляда от гаджетов. И чувствуют себя бесприютными – в шаге от распахнутой двери.
Глава 16
Грохот распахнутой двери сотряс, кажется, всю квартиру.
– Леська! Ты где? – ворвавшаяся в прихожую Карина вдруг затихла. – Ой, Таисия Николаевна, простите! Я… я тороплюсь очень
– Карин, ты чего буянишь? – Олеся не то чтобы испугалась, запасные ключи у подруги имелись с давних времен, но утреннее явление ее было… странным. Впрочем, тараторила она так же, как обычно.
– Ой, говорю же, тороплюсь. Леська, давай быстренько, я тебя в твою богадельню заброшу, как раз в ту сторону еду. Простите, Таисия Николаевна! Я вас разбудила, да?
– Нет-нет, я рано просыпаюсь, но… Лесенька, как же – без завтрака?
– У меня шоколадка в машине есть, – отмахнулась Карина, – а кофе в «Маке» возьмем. Леська, ты готова?
Она практически выволокла Олесю из квартиры, но заговорила, только усевшись в приткнутую у подъезда машину:
– Рассказывай!
– Ты про…
– Про твои вчерашние приключения, да.
– Да какие там приключения, все ж нормально. Самой неудобно.
– Неудобно ей! Он что, набросился на тебя? Да я его… Но…
– Но, Карин. Я тебе когда позвонила, ты ж сама идею одобрила, помнишь, что сказала? Про минимум и максимум?
– Ну… Что ты молодец, свидание – не пара на пару, а чисто вдвоем – это минимум, на который ты должна решиться.
– А максимум…
– Чего пристала, я ж правду сказала! Что тебе с Артурчиком переспать надо. Не отношения заводить, а так, чтоб из ямы вылезти. Господи! И ты… что? Решила одним махом…
– Да ничего я не решила, само все вышло. То есть… не вышло. Мы в дансинге были, поболтали сперва, потом танцевали, потом… там какие-то девицы на него вешаться стали, явно знакомые, на меня, как на таракана в тарелке, глядели.
– И?
– И он… ну извинился, сказал, что не подумал… предложил переместиться куда-нибудь…
– К нему.
– Да. То есть нет. То есть он сперва сказал куда-нибудь, потом, что можно и к нему.
– И ты согласилась?
– Ну да. Танцевать с ним приятно было, и… не подумай, я правда ничего не решала, но когда мы к нему вошли…
– Он что, все-таки набросился?
– Да нет же! Я еще в прихожей была, он сразу на кухню, начал оттуда что-то про вино говорить…
– И?
– Карин, мне вдруг так страшно стало! Как будто меня мешком накрыли, и я сейчас задохнусь. Схватила пуховик, ноги в сапоги, вылетела в подъезд, сапоги хлябают, я их застегнула кое-как – и вниз по лестнице, как будто гонятся за мной. Выскочила наружу – и давай ходу. Карин, вот ей-богу, не соображала ничего.
– Это я уже поняла. Вот, кстати, возьми, – подруга потянулась на заднее сиденье, бросила Олесе на колени ее собственную сумку.
Ключи, телефон и прочие мелочи вроде кошелька лежали внутри, как и положено.
– Я про нее вспомнила, когда уже довольно далеко отбежала.
– Вернуться, конечно, никак?
– Да я ж квартиру не запомнила, знаешь, как у меня с цифрами. Ну и… вообще.
– Стыдно стало?
– Еще как. Напугала бедного Артурчика.
– Не то слово. Врывается этот… Ромео к Эдику ни свет ни заря, белый весь, сбежала, говорит, сумку бросила, а я… а она… Короче, в истерике парнишка.
– И ты сразу к нам? А если бы…
– Олесь, ты чего? – Карина отпустила на мгновение руль, покрутив пальцем у виска. – Мозги на место так и не встали? Если б ты ночевать не явилась, не предупредив, кому Таисия Николаевна названивать принялась бы? А раз тихо, значит, до дому ты все же добралась, причем целая и невредимая, иначе, опять же, Таисия Николаевна непременно бы мне позвонила. Ну вот я и решила свои выводы лично проверить.
– Моими ключами открыла?
– А что? Нет, ваши у меня где-то лежат, но, честно, напрочь не помню где. А, ладно, как добралась-то?
– Да как-то… Шла, шла, потом в набережную уперлась, а там мост. Красиво так, спокойно. Стояла, потом мужик подошел, я даже не испугалась, представляешь? Оказался таксист, довез и даже денег не взял, сказал, смена закончилась, а он хочет плюсик в карму.
– Везет нам с тобой на таксистов. Точно с тем не хочешь познакомиться?
– Карин!
– Ладно, вот твоя богадельня, топай. Мне правда торопиться надо.
Усадив вышедшую наконец из отпуска Асю за стойку, Олеся скрылась в хранилище. Чего-чего, а бумажной работы в библиотеке всегда навалом. Но на самом деле она просто забилась в угол, баюкая опять занывшую руку.
Пять лет назад
Двойные, тройные, пиццикато, флажолеты… Выше, сильнее, ярче! Не думать о технике? Что о ней думать – музыка сама, сама все сделает! Она подхватывает – и летит! И ты – летишь вместе с ней! Светлее, ярче, мощнее!
Римма Федоровна молчала.
Олеся глядела, прикусив губу – неужели не то?
– Тебе не хватает… – начала Римма Федоровна, и Олеся почувствовала, как внутри что-то обрывается. Леденеет. Не хватает? Почему Римма Федоровна качает головой? – Уверенности тебе, девочка моя, не хватает. Что такое, в самом-то деле? Вот только что ты играла – и была на вершине. И вдруг – глядишь на меня, как горничная, которая боится, что где-то нашлась пыль. Плечи расправь.
Олеся послушалась.
– Уже лучше. У тебя крылья наконец-то прорезались, а ты все оглядываешься на чужое мнение.
– Но вы…
– Ну я. Мое мнение… да. Но вот так вот ждать сторонней поддержки… Не дело это. Нет, не дело. Впереди Братовник.
– Б-б-р-рат-товник? Н-но к-как… Я ведь даже еще не… в смысле еще студентка, разве…
Братовник? Международный конкурс имени Яна Кубелика? Один из самых… Не может быть, Олеся что-то неправильно поняла, Римма Федоровна не может это говорить всерьез. Но та – улыбалась:
– Тебе до выпуска рукой подать. Вот вместо экзамена по специальности и будет Братовник. Точнее, отбор на конкурс. От Гнесинки в национальном отборе участвуют двое. Так что готовиться будете с Лешей. Но в Братовник поедет только один, ты ведь понимаешь? И заниматься придется еще больше.
Олеся только кивнула, бережно укладывая скрипку в футляр и укутывая ее
