Никки взял на руки ребенка, и сквозь красный туман я увидела, как подходит к высокой сосне у подножия крепости император.

– Ани? – нахмурился Николас. – Что такое?

– Ничего, – улыбнулась я. – Идите, я вас догоню. Только забегу в дамскую комнату.

– Идем, папа! – скомандовала Арианна и, балуясь, закрыла ладошкой его рот. Никки отнял её ручку от губ, поцеловал и ответил:

– Мы подождем.

Я вернулась в дом и, закрывшись изнутри, открыла вентиль крана. Живот скрутило, я свернулась на холодном полу ванной комнаты. В раковине бежала вода, паром заволокло зеркало. Или то стоял в доме алый туман, я не видела.

Я ждала, я дождалась. Боль вернулась.

Господин Николас лбом прижался к высокому стволу дерева.

– Отпусти меня… – тихо сказал он. – Я устал от этой одержимости, девочка.

Хрустнула ветка под моей ногой. Император повернул голову и, взглядом впиваясь в моё лицо, медленно опустился передо мной на колени.

– Отпусти меня, Ани, – вновь повторил он.

Я подошла к нему, ближе. Так близко, что подол моей юбки касался его брюк, и рухнула на колени напротив. Он нервно дернул шеей и чуть улыбнулся. В уголке его рта залегла знакомая морщинка.

– Это так эгоистично … – горько усмехнулся он. – Я прошу тебя отпустить меня, а ведь сам так и не смог отпустить Диану.

– Почему? – хрипло спросила я.

– Почему? – он тихо рассмеялся. – Я люблю её. Всегда любил. Забавно, правда?

– Да. Наверное… я не знаю.

Он обвел взглядом вечно красный лес и, глядя куда-то перед собой, продолжил:

– Я долго не мог понять, за что император так ненавидит меня? Даже в детстве, когда я еще не знал, что он отец мне, я физически ощущал его неприязнь. В шесть меня отдали в закрытую школу, в шестнадцать я поступил в академию. Не хочу вызвать у тебя жалость, скажу только, что до встречи с будущей женой, скорее напоминал заводного солдатика, чем человека. Мы познакомились в парке, она была такой красивой в том ярко-голубом платье… хрупкая, словно фарфоровая статуэтка из коллекции матери старого Холда. Да, мы были бедны, но мы были счастливы.

Зашумел в кронах ветер, закружила вокруг нас листва, на лицо мне упали волосы.

– Дальше… что было дальше?

Господин Николас осторожно отвел пряди от моего лба.

– Дальше? – он пальцем провел по моим губам, сдавленно выдохнул и, с усилием отняв руку, ответил: – Когда мне написала дочь крестного, у нас с женой уже родилась Элизабет. Я приехал в Эдинбургскую крепость. Арианна с супругом приняли меня, а потом … ты проснулась. Маленькая девочка, белые волосы. Я тогда подумал, что вы с Элизабет могли бы дружить. Разумеется, я согласился на просьбу твоей матери забрать тебя с севера, но ты ручками вцепилась в шею отца, и я настоял на том, что выполню обещание позже. Когда я вернулся, Александр вызвал меня к себе и несколько часов расспрашивал о Бонках. Я понял тогда, он одержим покойным Ральфом, он ревновал ко мне давно мертвого друга. Император Валлии был безумен. Дальше ты знаешь. Рождение Николаса, предательство Дианы, твой приезд… и я … тоже обезумел.

Господин Николас посмотрел мне в глаза, и я не удержалась, коснулась морщинки в уголке его рта. Холд закрыл веки.

– Демон, – прошептала я. – Он не может без жертв, даже если одаривает силой того, кого любит.

Не открывая глаз, император перехватил мою ладонь и поцеловал мои пальцы.

– Знаю, – он распахнул глаза: – Я дам тебе всё, Алиана.

– Всё… – повторил ветер.

Император потянулся ко мне. Вокруг нас затрещал огонь, и красные листья загорелись багровым пламенем. Холд губами коснулся моих губ и спросил:

– Так скажи мне… какую жертву ты хочешь, демон?

Громкий стук вернул меня в ванную.

– Ани! Ты в порядке? – Никки стучал ко мне в дверь.

Вдох. Медленный выдох. Меня скорчило от острого приступа боли. Ничего. Осталось немного.

Демон. Жертва. Как же это странно, вдруг понять очевидное.

– Ани! – снова удар по двери.

– Да-да, выхожу! – громко ответила я.

В ладони моей соткался нож, я пальцем провела по острой стали.

Вдох. Медленный выдох. Сжав рукоять в ладони, я поднялась на ноги. Нож туманом истаял в моих руках. Он вернется в реальность, когда будет нужен.

Жертва…

Демон – всегда жертва. Я не желаю жертв, я не хочу забирать. Я просто хочу, чтобы все мы, наконец, стали свободны… друг от друга. Боль вернулась, а Никки уже отдал свой дар за меня… я уйду. Поздно ли, рано. Жить в вечной агонии и бояться конца – это не жизнь, это мучение. Уж лучше умереть с пользой.

Я рукой провела по зеркалу, вытирая пар, и, криво улыбнувшись отражению, вышла из ванной.

Николас поймал меня в охапку у самых дверей.

– Ани, что случилось? Что ты надумала?

– Ничего, – деланно рассмеялась я и, привстав на носочки, поцеловала его в краешек рта. – С чего бы такие мысли, Никки?

Он обнял меня, сжимая в своих руках, и поцеловал так нежно и страстно, что у меня подкосились ноги.

– Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, Ани? – спросил он, оторвавшись от моих губ.

– Знаю, – что-то будто оборвалось у меня внутри. – Я тоже люблю тебя, Николас.

Больше жизни люблю. Больше смерти. Больше, чем могут любить люди.

– Ани, Николас! – испуганно крикнула нас Синтия. Голос её дребезжал и срывался.

Никки выпустил меня из рук и побежал к няне.

– Что случилось? Что-то с Ари?

– Там пожар! – помотала головой Синтия.

Арианна стояла с ней рядом и, хмуря светлые бровки, ручкой держалась за длинный подол няниной юбки.

Николас выбежал на улицу, я следом.

– Сейчас. Три минуты. Возьму ключи, и едем. Идите по дороге, к реке! Я заберу вас там! – сказал он нам и побежал обратно в дом.

Я подхватила ребенка на руки, и мы трое пошли, куда сказал Никки.

Полыхал Эдинбургский лес. Рогатые олени, бурые волки, рыжие лисы, медведи и птицы – все покидали родной дом, который корчился сейчас в страшной агонии. Красные ленты стремились куда-то ввысь, громко и неумолимо трещало пламя – догоняло испуганную живность. Я знала, кто послал на эту землю кару. Почти видела его там, на той стороне реки. Лишь стоило мне едва прикрыть глаза, как передо мной вставало его лицо. Породистый нос, высокие скулы, глаза, в которых горело то же пламя, что пожирало сейчас этот лес.

Сейчас. Время пришло.

– Мне пора, Синтия, – я посмотрела на няню.

Она остановилась, сгорбила плечи. Моя любимая, всё понимающая Синтия. Много лет рядом с тремя поколениями Бонков, она даже