что удивительно теплым. Никки убирал во дворе опавшие листья, мы с Синтией лепили пироги, а Арианна старательно нам помогала, да так увлеклась, что даже рисование на всё утро забросила.

– Варенья больше нет, – огласила дочь. – Надо еще.

– И правда, – подтвердила Синтия.

Я посмотрела на оставшееся в миске тесто – действительно, еще на целый противень. Быстро вымыв руки, я сняла передник:

– Сейчас принесу.

Ари серьезно кивнула, отпуская меня, и я побежала на улицу, в погреб. Открыв дверь нараспашку, чтобы уличный свет падал на стеллажи, я спустилась вниз. Варенья у входа не нашлось, я включила тусклую лампочку и прошла вперед. А вот и моя цель. Наверху. В углу кладовой имелся табурет, я поднялась на него и, встав на носочки, потянулась к банке с нарисованной черникой. То, что надо! Только табурета чуть-чуть не хватало. Я коленом оперлась об одну из полок. Главное, чтобы всё это на меня не рухнуло…

– Ты звала? – громко спросил меня Николас, и от неожиданности я дернулась, теряя равновесие.

Никки поймал меня за талию и удержал. Я развернулась, машинально обхватывая его за шею, и, прижимаясь к его груди, буквально сползла по нему на каменный пол кладовой.

О, господи…

– Спасибо, – сглотнула я, чувствуя, как приливает к щекам жар.

Удар по всем органам чувств… выброшенная на берег рыба – пожалуй, именно так я себя чувствовала.

– Пожалуйста, – хрипло ответил Никки, медленно отпуская меня. – Синтия сказала, ты искала меня. Так что ты хотела?

Няня-няня, и всё-то ты заметила… отличная попытка помирить голубков, жаль, что в нашем случае она не сработает. Потому что мы с Николасом не были в ссоре.

– Помоги мне … – я откашлялась – Никки смотрел мне в глаза, – достать варенье? – почему-то спросила я.

Никки медленно кивнул и, не отрывая от меня внимательного взгляда, легко достал мне нужную банку.

– Еще что-то?

Обними меня, Никки!

– Нет, спасибо.

– Как ты … – он замолчал, мотнул головой и всё же спросил: – как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – я выдавила улыбку.

– Уверена? – не поверил он.

– Абсолютно.

Он дернул шеей и спросил:

– Идем в дом?

– Идём, – вышло даже бодро.

Всю недолгую дорогу до крыльца я косилась на Николаса и ловила его задумчивые взгляды. Пока мы ставили пироги в духову, пока пили чай, пока вместе укладывали ребенка на дневной сон, Никки, не скрываясь, смотрел на меня.

Я вызвалась мыть посуду, чтобы не нервничать. Надо признаться, помогало мало, я чувствовала его взгляд даже спиной. Спокойно, Алиана! Я с особой старательностью намылила губку, всей собой чувствуя, как он подходит ко мне. Николас встал рядом и, спустя пару бесконечно долгих мгновений, предложил:

– Прогуляемся, Ани?

– А Арианна? – цепляясь за намыленную губку, почему-то испуганно спросила я.

– Идите-идите, последние теплые деньки, – заметила Синтия. – Ребенок спит, посуду я домою и за пирогами прослежу.

– Я принесу тебе кофту, – сообщил мне Никки.

Я рассеянно посмотрела на свои руки.

– Иди-иди, – повторила довольная няня.

Ох, Синтия, если бы ты только знала…

Мы вышли на улицу, я накинула кофту, а Николас протянул мне ладонь, предлагая взять его за руку. От жеста этого мне стало по-настоящему страшно. Почему теперь? Что изменилось? Что он решил? Месяц без единого приступа боли, и даже женские дни у меня прошли без привычных недомоганий. У Арианны теперь есть документы, Николас, не знаю как, но даже водительское удостоверение мне умудрился сделать. Военных на севере нет, Синтия рядом, и финансы мои, благодаря Ральфу, позволяют воспитывать дочь одной. Без него…

И он… уедет?

Я спрятала руки в длинных рукавах и опустила глаза, чтобы не тревожить его перепуганным взглядом.

Пусть едет… лишь бы был счастлив.

Никки уверенно вел меня по узкой тропинке, оглядывая осенний лес, я же смотрела лишь на него одного. Благо, он шел чуть впереди, и внимание это не было слишком заметным.

– Куда мы идем? – спросила я, чтобы что-то спросить.

– К речке? Оттуда видно крепость, – повернулся ко мне он. – Мы отстроили её, наконец.

– Да, я видела, – я нахмурилась. – Зачем, кстати?

– Как бы то ни было, Эдинбург – опора империи, – пожал плечами младший Холд. – Да и Ральфу будет, где останавливаться, когда он, наконец, до нас доедет. В нашем с тобой доме места нет.

В нашем с тобой доме… мне снова стало горько.

– Ани?

Я вдруг поняла, что стою и смотрю на узор свитера на груди Никки.

– Что ты себе напридумывала?

– Ничего, – я попыталась улыбнуться. – Просто задумалась.

– И не передумала?

Я опустила глаза, безошибочно понимая, о чем он. Сказать дочери кто её мать.

– Нет.

Не сейчас…может быть, позже, когда страх раствориться в лесу окончательно отступит…когда угрозы императора больше не будет.

Никогда, пока Холд жив.

– Хорошо, Ани. Как ты захочешь, – а вот и его обычный ответ.

Подул ветер, растрепал белые волосы Николаса.

Как я хочу, Никки? Если бы ты только знал, чего я действительно хочу…

Он протянул ко мне руку и, дернув меня за длинную прядь у лица, тихо спросил:

– Чего, Ани?

Я недоуменно моргнула. То ли Николас угадал мои мысли, то ли я так задумалась, что озвучила их вслух.

Впрочем, это даже не плохо. Он ведь не слепец, наверняка знает всё лучше меня. Николас и не такие задачи решал… избавился от дара, так может, и от моей никчемной любви избавится? С присущей ему деликатностью…

Это ведь Никки, смешно и глупо его стесняться… Я дернула краешком рта и глухо призналась:

– Тебя…

Николас хмыкнул, и меня бросило в жар. Внутренности скрутило в узел. Господи, как же всё это глупо!

Ничего, ерунда. Хуже некуда, а значит, будет лучше. Я опустила глаза, вглядываясь в опавшие ковром листья, и вздрогнула, когда младший Холд, тяжело вздохнув, взял меня за руку, переплетая наши пальцы.

Никки наклонился ко мне и тихо сказал:

– Я – твой. Возьми меня, Ани.

Сердце пустилось в сумасшедшую пляску, я обхватила его за шею свободной рукой и поцеловала.

Мой Никки…

Холодно заниматься любовью в осеннем лесу. Спиной ощущать жесткий ствол дерева, пальцами впиваясь в крепкую мужскую спину. Холодно, мы и одежды не сняли. Сильные руки на бедрах, горячие губы и сбившееся дыхание у двоих. Холодно? Нет, не холодно. Это прекрасно.

Никки аккуратно вернул меня на землю и, помогая оправить длинную шерстяную юбку, обеспокоенно уточнил:

– Как ты себя чувствуешь?

Я рассмеялась, до слез. Никки… в этом весь он.

– Я чувствую себя прекрасно.

– Правда? – он вгляделся в мои глаза и, обхватив ладонями моё лицо, уточнил: – Уверена?

– Вопрос дня? – улыбнулась я.