— А? Да нет, ерунда. Просто дурные предчувствия.

На его голос обернулся Талызин, сидевший впереди.

— Судари, — он окинул нас тяжёлым взглядом, — Константин Платонович, князь. Когда высадимся на берег, я прошу вас молчать. Я знаю коменданта Нуммерса, он старый служака и верен присяге. Мне необходимо переговорить с ним наедине, чтобы не было лишних осложнений.

— Конечно, Иван Лукьянович. Мы здесь чтобы помочь вам, а не устраивать бучу.

Барятинский кивнул, подтверждая мои слова. Их с Талызиным неприязнь оказалась взаимной, но оба в первую очередь думали о деле, а не о личных склоках.

— Благодарю.

На пирсе нас уже ждали несколько матросов и седой невысокий цверг во флотском мундире.

— Густав! — Талызин вышел из шлюпки и протянул руку цвергу. — Давненько не виделись!

— Рад фидеть, Иван Лукьянович, — комендант склонил голову. — Что там происходит ф Петербурге? Перефорот?

— Не знаю, Густав, не знаю. Я был в имении, туда новости с трудом доходят. Услышал, что там какие-то беспорядки, и решил, что должен приехать сюда. Моё дело быть с флотом, что бы ни случилось.

Комендант часто закивал, одобряя такой подход.

— Ферно, ферно. Пройдёмте, — пригласил он нас жестом, — фечер прохладный, не помешает фыпить стакан грога.

Идти не пришлось далеко, дом коменданта располагался в пяти минутах ходьбы от порта. Небольшой двухэтажный особнячок, выстроенный из того же камня, что и стены укреплений. Даже окна в нём напоминали бойницы для пушек, будто указывая, что комендант денно и нощно несёт свою нелёгкую службу. Едва мы вошли, Нуммерс позвал служанку и велел приготовить горячий грог.

— Присажифайтесь, судари.

Комендант совершенно не заинтересовался моей личностью и Барятинским. Мол, начальство знает, кто мы, а ему это неинтересно. Но при этом оставался вполне радушным хозяином.

— Могу предложить фам ужин, если желаете.

— Густав, — Талызин снял плащ и повесил на спинку стула, — не хотел говорить при твоих подчинённых, чтобы избежать слухов и паники. Сегодня Екатерина Алексеевна объявила себя самодержавной императрицей и взяла власть. Гвардия уже признала её и сейчас движется к Петергофу, чтобы низложить Петра.

Нуммерс хмыкнул и покачал головой.

— Так я и подозрефал. Дафно было пора дать укорот этому мальчишке.

— Мне предписано привести к присяге гарнизон Кронштадта и экипажи кораблей.

Талызин достал скрученную в трубочку бумагу и протянул коменданту. Тот вытащил из кармашка пенсне, нацепил на нос и развернул документ.

— Я, я, фижу. «Что адмирал Талызин прикажет, то исполнить». Хороший приказ.

В комнату проскользнула служанка с подносом в руках и расставила на столе глиняные кружки, исходившие паром. Комендант вернул бумагу Талызину, взял одну из кружек и залпом выпил до дна.

— Есть маленькая сложность, Иван Лукьянович. За час до фас прибыл посланник Петра Фёдоровича, Пётр Антонович Девиер. Он приказал прифести корабли в полную готофность и ждать императора.

Талызин нахмурился.

— Я на фашей стороне, Иван Лукьянович! — комендант выставил ладони. — Готоф прифести всех к присяге и признаю Екатерину Алексеевну. Но посланник императора может поднять бунт, если фы с ним ничего не сделаете.

— Мы его арестуем, — вмешался я. — Где он?

— Ф соседнем доме, — махнул рукой комендант. — Пейте грог, у нас полно фремени. Они, наферно, уже спят.

— Они?

— Да, с ним ещё какие-то люди.

— Нет времени, чтобы пить. Чем быстрее арестуем, тем лучше.

С сожалением глядя на остывающий грог, комендант вздохнул, но спорить не стал.

— Идёмте, здесь рядом.

* * *

На улице, где стоял дом коменданта, было всего три фонаря. Один возле самого особняка, другой мерцал где-то далеко справа, а третий всего в тридцати шагах слева. Вот около него мы и столкнулись с небольшой компанией. Я шёл позади Нуммерса и Талызина и увидел, как в круге света они оказались лицом к лицу с высоким надменным мужчиной в генеральском мундире, молодым офицером и тремя солдатами в голштинской форме с «огнебоями» на плечах.

— Какая неожиданная встреча! — генерал застыл на месте. — Что вы здесь делаете, Иван Лукьянович?

Талызин церемонно поклонился.

— Несу службу, Пётр Антонович. А что вы забыли здесь ночью?

Я узнал генерала. Покойный Девиер, убитый Серафимом, был один к одному похож на своего отца, генерал-аншефа. Отличная встреча! Не придётся его будить, чтобы арестовать.

— Выполняю приказ императора.

— Фёдор⁈

Сопровождавший Девира офицер шагнул вперёд, и свет фонаря упал на его лицо. С чертами один в один с лицом князя Барятинского, только чуть старше.

— Иван, — князь тоже вышел вперёд, — какая удача, что я встретил тебя здесь.

Они уставились друг на друга с такой ненавистью, как могут ненавидеть только родные люди.

— Так-так, — Девиер мрачно усмехнулся, глядя на эту встречу, — кажется, я должен вас арестовать, Иван Лукьянович.

— Меня? И за что же?

— Неважно, — Девиер покачал головой, — был бы человек, а вина найдётся. Хотя бы за то, что вы здесь, а не со своим императором.

— Скорее, это я вас арестую, — Талызин положил руку на рукоять шпаги.

— Вы? — Девиер рассмеялся. — Адмирал, не вам тягаться со мной. Я могу раздавить вас одной левой и даже не вспотею.

— Тогда я вас арестую, — я вышел из тьмы и улыбнулся, — тоже за что-нибудь. Например, за бесчестную попытку воровства.

— Вы⁈

Девиер уставился на меня, выпучив глаза, а затем резко активировал Талант.

Глава 29

Прочь!

Ни я, ни Девиер не успели наколдовать даже простейший всполох. Оба князя Барятинских, наш Фёдор и их Иван, обнажили клинки и бросились друг на друга.

Запела сталь, скрещиваясь и разбрасывая яркие голубые искры. Магическим зрением я видел, что бой не обошёлся без колдовства — Таланты обоих поединщиков работали в полную силу, качая эфир в шпаги. Каждый их взмах оружием порождал волны силы, которые сталкивались и горели невидимыми эфирными молниями. Полагаю, это магия из родовых секретов, как раз для подобных дуэлей на холодном оружии. Увы, слишком напряжённой была сила вокруг них, так что подсмотреть детали плетений оказалось невозможным. А жаль, я бы с удовольствием использовал подобные приёмчики.

— Ненавижу! Это ты виноват!

— Нет!

Что я с Талызиным с одной стороны, что Девиер с солдатами с другой вынуждены были отступить, чтобы не