Вот как писал о Генрихе ближайший друг и соратник, личный паж, а после министр финансов, путей сообщения, артиллерии герцог Сюлли: «Он был статным, сильным, дородным, имел хороший цвет лица и живые, приятные черты. Его обхождение было столь дружественным и привлекательным, что даже строгость и важность, которую иногда он употреблял, никогда не отнимали у него врожденного доброго и веселого выражения лица. Дамы обожали его манеры, его улыбки, он был балетоманом, обожал придворные балеты, любил итальянские комедии. Любил посмеяться, был равнодушен к собственной одежде». Он покровительствовал архитектуре. Его любимым развлечением была охота. Настоящая куртуазная фигура. И как драматична была его жизнь!

Ему не исполнилось и двадцати лет, когда чудовищные события Варфоломеевской ночи заставили его ради спасения жизни сменить веру. Жертвами резни стали многие гугеноты, приехавшие на свадебные торжества. Они парадно, пышно оделись (не так часто они бывали в Париже!) и вызвали крайнее раздражение у парижан, уже не первый год страдавших от гражданских войн. Боком вышло провинциальным еретикам их мелкое тщеславие!

Судя по всему, Екатериной Медичи и Карлом IX поначалу было задумано лишь несколько политических убийств: принца Конде, адмирала де Колиньи. Лидеры католиков тщательно к этому готовились. Но обернулось все массовой резней. Роль Карла IX в этих событиях до конца не ясна. Одни говорят, что он лично стрелял через окно по бегущим гугенотам, другие считают, что он в отчаянии прятался где-то в дальнем зале дворца.

Сцены Варфоломеевской ночи были столь ужасны, что навсегда стали символом страшной человеческой трагедии. Почему убивали детей? Очень прагматично. По действовавшим тогда законам, если не оставалось прямого наследника, все имущество переходило в казну.

Но для чего надо было, убив Колиньи, отрубать ему голову, полоскать в реке, дабы «очистить от кальвинизма», таскать ее по городу, а потом отправлять Римскому Папе? В этом было что-то иррациональное. Народ, раздраженный налогами, плохим снабжением, впал в безумие. Вот что пишет поэт Агриппа д’Обинье — очевидец, чудом вырвавшийся из Парижа: «Французы спятили! Им отказали разом и чувства, и душа, и разум».

Генрих, вынужденный, конечно без всякого желания, сменить веру на католическую, остался в Лувре заложником. Вероятно, лидеры католиков — король Карл IX и его мать Екатерина Медичи — почему-то решили, что выгоднее его сохранить. Может быть, как противовес Гизам.

То, что Генрих был именно пленником, а не свободным человеком, подтверждается многими фактами. Например, его заставили участвовать в усмирении Ля-Рошели. Эта крепость стала неофициальной столицей Конфедерации городов Юга, в создании которой Генрих участвовал как гугенот.

Теперь же двор принудил его участвовать в подавлении бунтующей Ля-Рошели. Заложник, к тому же морально раздавленный, — это очень ценно.

А самое мучительное, что он должен был сделать, — подписать указ о запрете протестантской веры в родном Беарне. Политика во все времена жестока, а в эту эпоху она жестока откровенно. Генриха заставили предать гасконцев и, может быть, навсегда потерять их симпатии. После этого Екатерина Медичи могла не опасаться его усиления. Он лишался опоры.

Генриху наверняка было очень трудно. Жизнь при французском дворе страшно его тяготила. К тому же в коридорах Лувра происходили страшные вещи. Очевидцы с ужасом отмечали развратные нравы французского двора. Один из иностранных дипломатов, употребив не вполне дипломатическое выражение, назвал Лувр публичным домом.

И вот в феврале 1576 года, после четырех лет жизни в положении заложника, Генрих Наваррский бежал из Парижа. Бежал во время королевской охоты. Это был план, продуманный и выполненный очень четко. Помогли хорошие сытые лошади, способные скакать быстро и далеко. Генриха, молодого, здорового и с раннего детства упражнявшегося в верховой езде, не смогли догнать.

Он бежал на родину. В Беарне его по-прежнему уважали, хотя его вероотступничество было для подданных тяжелым ударом. Прибыв в родные края, он сейчас же объявил, что возвращается к кальвинизму. Это сразу же вернуло ему ведущую позицию в религиозных войнах, которые полыхали во Франции. Ему было только 25 лет, но он выдвинулся на первые роли не только благодаря своему высокому происхождению, но и, прежде всего, благодаря природным лидерским качествами.

Религиозные войны традиционно делят на три этапа: первый — 1560–1580; второй — 1585–1596; и, наконец, третий — 1598 год, когда был принят Нантский эдикт.

Католики составляли большинство, а гугеноты — меньшинство. Взаимная ненависть участников этих столкновений постоянно усиливалась.

Ни правых, ни виноватых в этом конфликте и быть не могло.

Обе стороны, но особенно католики, активно искали внешних союзников. Гизы пошли на сотрудничество с испанцами, тем более что страной правил фанатичный католик король Филипп II. Во Франции появились испанские отряды. Со временем они вступили в Париж. Это придало войне совершенно новый характер.

Одно из важнейших достоинств Генриха Наваррского — это то, что он с самого начала и последовательно был против любого иноземного вмешательства в дела Франции. В отдельных случаях он нанимал иностранные отряды, но поэтапно отказывался от их участия в войне. Надо сказать, что подобные «наскоки» кальвинистов извне (например, помощь голландцев адмиралу Колиньи) не давали заметных результатов.

Со временем, после смерти Карла IX, Генрих Наваррский разумно сделал своим единственным союзником нового французского короля Генриха III — став на его сторону и вместе с ним начав сражаться за то, чтобы во Франции установилось политическое равновесие.

В 1584 году умер брат короля Генриха III, четвертый сын Екатерины Медичи герцог Алансонский. Как и старшие братья, он жил недолго и не имел детей. После его смерти Генрих Наваррский сделался наследником престола. Самым близким, но, как выяснилось, не единственным. Кроме того, Генрих III был женат, и его супруга еще могла родить ребенка. Кроме того, Гизы никак не желали видеть кальвиниста правителем Франции.

Генрих Наваррский запомнился современникам как человек исключительных личных качеств. Во-первых, он был отчаянно храбр. Во-вторых, склонен к авантюрам. Будучи чрезвычайно женолюбивым, он мог рваться к даме на ночное свидание, зная, что на балконе его ждет засада с ножами. Отчаянный, физически сильный, с настоящим мужским характером, он никак не устраивал Гизов. Поэтому они выдвинули своего ставленника. Им стал кардинал Бурбонский — дядя Генриха Наваррского, человек старый и слабый. При нем Гизы были бы реальными правителями. Важно и то, что католический кардинал точно не мог иметь законных детей.

Кардинала Бурбонского поддержал Папа Римский. А Генриха Наваррского отлучили от церкви, что делало его кандидатуру сомнительной.

В ходе так называемой «войны трех Генрихов» войска Генриха Наваррского контролировали треть французской территории. Париж подчинялся Генриху Гизу. От Генриха III в этот момент мало что зависело. Фактически он был в положении полководца, который должен был использовать военную силу, чтобы отстоять свою власть.