свою жизнь, поначалу владевшие противниками национал-социализма и парализовавшие их, по мере ослабления физического террора уступили место чувству беспомощности, постоянной настороженности, причем большую роль здесь играло недоверие к ближнему. Вполне конструктивные критические замечания часто завершались фразами: «Только на меня не ссылайтесь» или «Этого, собственно, нельзя говорить».

Недовольство вскоре нашло отдушину в массе шуток: немногие из них касались Гитлера, зато многие — Геббельса и особенно Геринга, чья любовь к роскоши в глазах народа служила прекрасной мишенью для множества метких острот.

Экономический кризис — одно из основных условий не только возникновения, но и успеха национал-социалистического движения. Если бы каждый не дрожал за свое место, оно встретило бы гораздо более сильное сопротивление, какое встретили, например, «Немецкие христиане» в протестантской церкви, отчасти защищаемой Немецкой национальной партией.

Но даже этот момент не сыграл бы на руку национал-социалистам в такой степени, если бы они не заслали своих доверенных людей на все предприятия, во все организации и учреждения и если бы тесная связь каждого индивида с общей структурой современной экономики не лишила даже в принципе независимых крестьян и мелких предпринимателей всякой возможности плыть против течения.

И все же энергичное отстаивание своих прав и личное мужество во многих случаях оказались действенным средством борьбы со «злоупотреблениями» в местных организациях. Но существа дела это не меняет. Так или иначе, в конце лета установилась полная диктатура НСДАП, завершился этот процесс подчинением «Стального шлема» верховному руководству СА. Ведь «Стальной шлем» во многих местах стал прибежищем всех противников национал-социализма, от немецких националов до СДПГ. Только бывшие коммунисты открыто предпочли вступить в СА, и им, кстати, легче было добиться приема туда, как показали, к примеру, брауншвейгские конфликты между «Стальным шлемом» и СА.

Естественно, НСДАП подверглась опасности «разбавления». Отсюда частые ограничения приема, введение долгого испытательного срока для новых членов и, наконец, разделение в конце 1933 г. на партийную и примыкающие организации, позволяющее НСДАП сохранить характер политического ордена, не отказываясь при этом от сотрудничества с опытными людьми из других лагерей в специальных хозяйственных и культурных организациях.

Вот пример запугивания политических противников: перед плебисцитом в ноябре 1933 г. распространился вполне правдоподобный слух, что за голосованием будут наблюдать, т. е. не только заставлять голосовать, как бывало обычно, но и проверять, кто проголосовал против правительства. Естественно, правительство этот слух опровергло, и в действительности попыток нарушить тайну голосования не делалось. Об этом, в частности, свидетельствуют довольно высокая доля голосов «против» или разница между результатами референдума и выборов в рейхстаг. Но страх перед такой возможностью заставил некоторых моих знакомых, убежденных противников национал-социализма, голосовать «за» и во время выборов в рейхстаг также отдать свой голос за Гитлера.

Ограничение свободы прессы привело к стилистическим ухищрениям, побуждающим читателя читать между строк. Это искусство вообще очень развито: поскольку важнейшие мероприятия объявляются без всяких комментариев, зачастую эзоповым языком какого-нибудь внешне совершенно безобидного постановления, тот, кто хочет быть в курсе происходящего, должен уметь отличать реальный смысл официального документа от мнимого или по фразеологии партийных приказов делать выводы о том, какие реальные процессы они должны регулировать.

Монополизация общественного мнения НСДАП и правительством привела к появлению надписей на стенах, научила пролетариев агитировать друг друга с глазу на глаз и побудила образованных людей обратиться к иностранным газетам и радиопередачам. Последнее, правда, в количественном отношении не очень много значит, поскольку требует времени, денег и преодоления языковых трудностей. Но все же в городских газетных киосках можно увидеть швейцарские, английские, скандинавские, французские и даже американские газеты, тогда как раньше они были только на вокзале. Важнее с количественной точки зрения сокращение сбыта больших ежедневных газет и местных массовых изданий.

Удовлетворить потребность в свежей информации пытаются с помощью «обзоров текущих событий», составленных по материалам прессы. Осторожную имманентную критику позволяет себе издаваемое Фр. Кляйном «Немецкое будущее», которому, собственно, следовало бы называться «прошлым», поскольку оно в основном энергично выступает за сохранение того ценного и прочного, что есть в либерализме.

Весьма эффективный способ воздействия на массы со стороны нацистов — изображать меры, принимаемые новым правительством, как нечто совершенно новое, как плод работы национал-социалистической мысли, даже если речь идет о планах, которые вылеживались еще в долгом ящике правительства Брюнинга и только летом 1933 г. созрели для осуществления, как, например, регулирование реки Эйдер, или о мероприятиях, очень похожих на те, что проводились и раньше, вроде зимней помощи.

Или провозглашаются специфически национал-социалистическими цели, которых другие народы давно достигли, руководствуясь либеральной идеологией. Вот, например, воспитательный эффект штурмовых отрядов, ведущий к уничтожению сословного или классового чванства и рождению духа деятельного товарищества, — что здесь нового в сравнении с тем уважением к любому человеку независимо от его социального положения, которое является само собой разумеющимся для американцев (до избестных пределов плутократического свойства, и у нас не преодоленных), или team spirit[224], свойственным американским служащим и студентам колледжей?

Не умаляя достижений национал-социализма, можно тем не менее констатировать, что подобная уловка выполняет важную антиреволюционную функцию, отвлекая внимание масс от всего того, что направлено на упрочение господства крупного капитала.

Символика тоже помогает отвлечь внимание от главного. Например, когда «радикальная» оппозиция в гитлерюгенде возмущается по поводу знаков различия, это, конечно, служит симптомом определенного антибуржуазного или, во всяком случае, антифилистерского настроя, но одновременно отвлекает силы от борьбы с долговым рабством, за энергичную восточную колонизацию и за другие цели, которые провозглашают решительные революционеры среди национал-социалистов.

Такую же функцию выполняет и антисемитизм. Впрочем, он так широко распространен (отчасти и вследствие крупных ошибок со стороны евреев), что едва ли можно представить, чтобы в этом пункте когда-нибудь произошел поворот к лучшему. Даже люди, осуждающие способы, какими решается этот вопрос, в глубине души оказываются антисемитами, и если, с другой стороны, посмотреть на поведение евреев во время революции, то их можно понять. Мало кто проявил такое мужество, как молодой Шпигель, который на другой день после убийства отца пошел к избирательной урне.

Поскольку идеология национал-социализма в основном вырабатывалась ad hoc[225] во время борьбы за власть и творцов этой идеологии отчасти связывал вместе только антиреволюционный фронт, после захвата власти должны были обнаружиться несоответствия между идеологией и действиями, наряду с различием устремлений внутри движения и, естественно, разногласиями по поводу смысла тех или иных идеологических максим.

Наиболее последовательно идеология воплотилась в аграрном законодательстве, но быстро выяснилось, что крестьяне воспринимают эту идеологию не слишком серьезно и находят ее претворение в жизнь весьма неудобным. Такая идеологическая неопределенность, конечно, представляет собой преимущество с точки зрения «реальной политики», придает системе