— Пилар, я хотел бы увидеться с вами еще раз.

— Ох… Да, конечно. Мы…

— Не в деловой обстановке. — Они продолжали стоять на крыльце. Дэвид повернул ее лицом к себе. — Компания тут ни при чем. Наедине. — Он привлек ее к себе. — По очень личным мотивам.

— Дэвид…

Но он снова прильнул к ее губам. На этот раз нежно. Бережно. На смену внезапному жару, взбудоражившему доселе дремавшие желания, пришло неторопливое тепло, от которого все растаяло внутри. И появилось ощущение, что твои кости превратились в растопленный воск.

Наконец Дэвид слегка отодвинулся, продолжая кончиками пальцев гладить лицо Пилар. Затем пальцы скользнули ниже, к шее…

— Я позвоню вам.

Она кивнула, пытаясь нашарить дверь за спиной.

— Спокойной ночи, Дэвид.

Пилар вошла в дом, закрыла за собой дверь и взлетела по лестнице как на крыльях. Неважно, что она вела себя как глупая школьница — за последние десять лет это был самый счастливый вечер в ее жизни.

Погреба всегда казались Софии раем контрабандиста. Гулкие пространства, наполненные огромными бочками с созревающим вином. Она могла проводить здесь целые часы. Когда София была ребенком, один из виноделов сажал ее за маленький столик и наливал стаканчик из той или иной бочки.

Она с детства умела определять разницу между коллекционным вином и простым ординаром — по внешнему виду, по запаху, по вкусу. Понимать тонкости, которые отличали одно вино от другого.

И если она привыкла относиться к ординарным винам свысока, в этом не было ничего плохого. София искала, узнавала и требовала высшего качества, потому что ее приучили не соглашаться на второй сорт.

Сейчас она думала не о вине, хотя находилась посреди бочек и стаканчиков с образцами. У нее на уме были мужчины.

Она изучила и их тоже, потому что любила думать. С первого взгляда узнавала низкосортную смесь, распознавала тех, кто мог вызвать оскомину, и тех, чей вкус оставался во рту спустя долгое время.

Именно поэтому у нее не было долгих и серьезных связей. Никто из тех, кого она пробовала, не обладал нужным вкусом и полным букетом, который мог бы убедить Софию довольствоваться только одним сортом.

София была уверена в своей способности делать правильный выбор и наслаждаться дегустацией без особых последствий, но сомневалась, что ее мать обладает тем же искусством.

— Это их третье свидание за две недели.

— Угу. — Тай держал на свету бокал с кларетом, оценивая цвет вина. Он предпочитал старые, традиционные методы. Так же, как его дед и La Signora. Он одновременно проверял цвет и прозрачность и проставлял в ведомости оценки.

— Моя мать и Дэвид. — София слегка ущипнула Тая за руку, пытаясь привлечь его внимание.

— Ну и что?

— Сегодня вечером они опять куда-то собираются. В третий раз за две недели.

— Ты считаешь, что меня это касается? София шумно выдохнула:

— Она слишком уязвима. Не могу сказать, что он мне не нравится, потому что это не так. Но их отношения мне не по душе. Когда он проявил к ней интерес, на первых порах я даже поощряла ее. Думала, что ей следует развеяться.

— София, во-первых, я занят, а во-вторых, не хочу говорить о личных делах твоей матери.

Тайлер слегка покрутил бокал, сунул в него нос и сделал вдох. Все его внимание было отдано этому процессу.

— Секса у них не было.

Тай сморщился и потерял концентрацию.

— Черт побери, Софи!

— Если бы они спали вместе, я бы не беспокоилась. Это означало бы, что у них нет ничего серьезного. А так… В самом деле, что мы знаем о Дэвиде? Кроме его профессиональных качеств. Он в разводе, а мы не знаем почему. Может быть, он бабник или ищет свою выгоду. В конце концов, он начал ухаживать за моей матерью сразу после того, как отец…

Тайлер снова понюхал вино и проставил ему балл.

— Ты хочешь сказать, что Пилар не может вызвать у мужчины серьезного чувства?

— Ничего подобного! — Оскорбленная София схватила бокал с мерло и рассмотрела его на свет. — Она красива, умна, очаровательна и обладает всем, что ищет мужчина в женщине!

Но не тем, что искал в женщинах ее отец, вспомнила она. Недовольство собой заставило Софию снизить образцу оценку за прозрачность.

— Я не беспокоилась бы, если бы она делилась со мной. Но она говорит только одно: им с Дэвидом нравится быть вместе.

— По-твоему, это плохо?

— Ох, замолчи! — Она понюхала вино, проставила ему балл, затем сделала глоток, подержала вино под языком, прикоснулась к нему кончиком языка, определяя содержание сахара, а затем позволила жидкости попасть на небо. Таким образом оценивалась кислотность и содержание танина.

Потом София определила общие вкусовые качества и выплюнула вино.

— Еще не созрело.

Тайлер проверил вино сам и согласился с ней.

— Пусть постоит. Многое выясняется, если какое-то время не вмешиваться в процесс.

— Очень философское замечание.

— Тебе нужно мое мнение или согласие?

— Хотеть и того и другого было, бы чересчур.

— Тогда отстань. — Тай взял следующий бокал и поднес его к свету. Но на самом деле он смотрел на Софию. Не смотреть на нее было нельзя. И не думать о ней тоже. Они находились в холодном, влажном погребе, где потрескивал огонь, пахло дымом, деревом и землей и по стенам и полу плясали тени.

Кое-кто счел бы эту обстановку романтичной. Но Тай изо всех сил старался не замечать этого. Он старался не думать о Софии как о человеке, тем более как о женщине. В лучшем случае она его партнерша. Партнерша, без которой он мог бы обойтись.

Тем более что сейчас его партнерша была взволнована. Да, может быть, она искала неприятностей, совала свой хорошенький носик не в свое дело, но в том, что София любит мать всем сердцем, сомневаться не приходилось.

— Бывшая жена бросила его и детей.

София опустила бокал и посмотрела Таю в глаза.

— Бросила?

— Угу. Решила, что на свете есть другая жизнь и что она имеет на нее право. Но с мужем и парой детей нельзя узнать ни жизнь, ни самое себя. И ушла.

— Как ты это узнал?

— Мадди сказала. — Тай тут же почувствовал себя виноватым. Девочка рассказала о своей семейной жизни не слишком много, но достаточно, чтобы у него сложилась ясная картина. — Вообще-то она не болтушка. Так, одно слово здесь, другое там… Из услышанного я понял, что мать с ними почти не видится. Так что после ее ухода всю заботу о детях взял на себя Каттер. У Тео в Нью-Йорке были сложности, и Каттер принял этот пост, чтобы увезти сына из города.