Ополчение вскоре стало всенародным. Везде, по прибытии посланцев от Ляпунова, собирались сходы, составлялись «приговоры», люди вооружались чем могли, обязались «дружно и крепко стоять за Московское государство и православную веру», не сходиться с королем, поляками, Литвою и русскими сторонниками короля, а идти ополчением выручать Москву, и во время похода пребывать в согласии, не делать смут, не грабить[585].

Началась деятельность Первого ополчения с того, что от того самого города Пронска, который Ляпунов недавно отбил для Владислава, был отброшен посланный Семибоярщиной отряд уже упоминавшегося Г. Сумбулова (бывшего соратника Ляпунова, вместе с ним четыре года назад изменившего Болотникову под Москвой, потом после провала «февральского путча» 1609 г. переметнувшегося от Шуйского к «вору», а от того, как уже говорилось, к Семибоярщине). В это же время еще не примкнувший к Ополчению, но уже враждебный полякам и Владиславу Заруцкий оттеснил Наливайко (запорожского атамана на польской службе) от Тулы. Тогда же, в декабре, отпала от Владислава Казань и присягнула «вору» (еще не зная, что он убит). Воевода Богдан Бельский (тот самый племянник Малюты Скуратова, о котором уже неоднократно шла речь) выступил против присяги «вору» и заявил, что присягнет только «избранному всей землей государю», за что был сброшен «с раската», то есть с самой высокой городской башни[586]. Лжедмитрия II поддержала и Вятка; Пермь же пока заняла выжидательную позицию[587].

24 января 1611 г. от Владислава отложился Нижний Новгород, а несколько позже – Муром, Ярославль и Владимир. От последнего города 11 февраля был отбит отряд посланного Семибоярщиной князя Куракина – хорошего, кстати, полководца, который за два года до того как-то, еще находясь на службе Шуйского, нанес поражение самому Лисовскому[588]. А 31 января 1611 г. Рязань и Нижний Новгород заключили соглашение о совместном формировании Первого ополчения. Но особая роль принадлежала Рязани: она стала посредником (в том числе и географическим…) между «земскими» ополченцами (которых возглавили нижегородцы) и примкнувшими к ним бывшими «тушинцами» (сконцентрировавшимися в Калуге и Туле)[589].

Примкнули к Первому ополчению также Суздаль, Кострома, Вологда, Великий Устюг, Великий Новгород, «украинные» северские города, а из сторонников Тушинского вора – даже некоторые природные поляки. Примкнул к ополчению и наш старый знакомый князь Григорий Шаховской, получивший от Тушинского вора титул «слуги государева»[590].

8 февраля нижегородцы двинулись на Владимир, где должен был состояться сбор бывших сторонников Шуйского. 13–14 февраля калужане и рязанцы достигли соглашения о совместной борьбе с поляками; бывшие «тушинцы» из Калуги и Тулы должны были идти на Москву самостоятельно. Кстати, им удалось (так сказать, «по старой дружбе») нейтрализовать Л. Сапегу: он игнорировал приказ короля Сигизмунда и не противодействовал ополченцам[591].

Вскоре силами рязанской части Ополчения были освобождены Коломна и Серпухов. 3 марта Прокопий Ляпунов двинулся на Москву. Примерно тогда же сторонник Семибоярщины князь Куракин потерпел новое поражение в направлении на Переславль-Залесский и отступил к Москве[592]. В марте 1611 г. все Ополчение разными колоннами уже шло к столице. По некоторым (вероятно, сильно преувеличенным) сведениям, его численность достигала почти 100 тыс. чел[593].

Между тем в столице было неспокойно: уже к декабрю 1610 г. москвичи знали, что Сигизмунд сам хочет править Россией, а Владислава на царство не отпускает[594], поэтому народ роптал на поляков. Смельчаки позволяли себе над поляками оскорбительные выходки, насмешки, бросали камни. А. Гонсевский до поры до времени сдерживал своих людей[595], однако все понимали, что если политика поляков (в смысле отношения к Владиславу на Московском царстве) не изменится, то взрыв неизбежен.

Собственно, в городе уже фактически шла партизанская война против оккупантов. Последние запретили москвичам ходить с оружием и даже… провозить в город тонкие дрова (под тем предлогом, что их можно использовать как дубины). При этом о Владиславе никто больше и не говорил, от москвичей требовали присяги самому Сигизмунду и оказывали давление на патриарха Гермогена, чтобы он содействовал этой присяге. Оккупанты ввели нечто вроде комендантского часа и беспощадно рубили тех, кто «шатался» по улицам в ночное время; москвичи в ответ заманивали поляков в глухие места на посаде и убивали или топили в Москве-реке[596].

17 марта 1611 г., узнав о приближении Первого ополчения, жители Москвы подняли восстание против поляков. Поводом послужили новые бесчинства оккупантов, на сей раз в форме нападения на мирное предпасхальное (дело было в Вербное воскресенье) шествие (инсценировавшее въезд Христа в Иерусалим «на осляти»). По другой версии, религиозное шествие прошло все же относительно мирно, а вот 19 марта столкновения начались из-за того, что извозчики отказались по требованию поляков устанавливать пушки на ворота Китай-города. Поляки давали за эту работу деньги – извозчики их не брали (Н.И. Костомаров добавляет, что поляков насторожил сам факт того, что съехалось много извозчиков: ведь возы – отличный материал для строительства баррикад)[597]; поляки начали их избивать, другие москвичи вступились… ну, и пошло-поехало[598].

При этом есть сведения, что восстание 17 (или 19-го) марта было неподготовленным, преждевременным[599]. Так, К. Буссов утверждает, что поляки узнали о готовящемся восстании заранее, поэтому всем польским и находившимся у них на службе иностранным (в основном, как уже сказано, немецким и венгерским) солдатам было под страхом смерти приказано не «шататься» по Москве, а собраться в Кремле и Китай-городе. Узнав, что их замысел открыт, русские восстали раньше, чем подошло Ополчение[600].