незаконченный разговор.

Поэтому я, предварительно сменив купальник на комплект телесного кружевного белья, а футболку — на более свежую и менее мятую, беру с собой серый велсофтовый плед и ухожу из лагеря на поиски Нестерова.

Плед — хороший предлог. Скоро похолодает и я могу сказать, что принесла его Марку, чтобы согреться.

По пути я и правда снимаю морские пейзажи, отпечатки собственных босых ног на мокром песке, выброшенные волнами ракушки, морские звезды и яркие краски разгорающегося заката.

«Не передумала? — печально интересуется чертенок. — Потом, когда жалеть будешь, не говори, что я не предупреждал. Сахаров был бы лучшим выбором».

Отзываюсь легко:

— Не скажу. Потому что жалеть не буду. А Сахаров — придурок и сейчас я не понимаю, что в нем вообще могло мне нравиться.

Легкий вечерний ветер, дующий с моря, приятно холодит кожу. Воздух пахнет водорослями и началом теплого лета, когда в груди само-собой появляется ощущение, что впереди ждет только хорошее. И этого хорошего много-много, что в ладонях не удержать.

Нестерова я замечаю издалека, в самом конце пляжа. Он устроился на песке, усевшись на точно такой же как у меня плед, и рисует что-то в неизменной папке с эскизами.

При виде него, дыхание прерывается. Сбивается уверенный шаг. Это не сомнения, а нечто другое, заставляющее путаться мысли и казаться самой себе неестественной, неправильной, несовершенной.

Подхожу ближе, когда, завидев меня, Марк усмехается:

— Соскучилась, милая?

— Вообще-то я хотела сказать, что принесла тебе плед, чтобы ты не замерз, — честно признаюсь я, а губы сами собой расплываются в глупой улыбке.

— Так скажи, — понимающе позволяет Нестеров.

Останавливаюсь в паре шагов и кривлю губы в притворном недовольстве:

— Не стану. Теперь эта причина не подходит.

Он кладет папку на плед и, опираясь на руки, пристально смотрит на меня снизу вверх, предлагает:

— Тогда давай притворимся, что я тебя ждал.

— А ты не ждал? — щурюсь, понимая, что разговор получается дурацкий.

— Скорее, надеялся, что ты придешь. И ты пришла.

Его выразительный взгляд скользит по моему телу, будто прикасаясь. Обводит черты лица, спускается к шее, плечам, груди, опускается к ногам, а потом снова возвращается к лицу, и мы смотрим друг на друга. Глаза в глаза.

— Так сильно меня недооценивал?

— Тебе не угодишь, милая, — пожимает плечами Марк, и приглашающие кивает на плед рядом с собой. — Иди ко мне.

— Женщина должна быть вредная и капризная, — поучительно заявляю я, благосклонно принимая приглашение и занимая место с ним рядом. — Так Кристиан Диор сказал.

Удостоверившись в том, что я рядом, Нестеров переводит взгляд на спокойную морскую воду.

— Сказал, — кивает он. — А потом сменил ориентацию. Так что лично я не стал бы слишком полагаться на его мнение в этом вопросе.

Усмехаюсь, но усмешка получается нервной. Впервые чувствую себя рядом с мужчиной настолько неуверенно и робко. Я привыкла легко подчинять их себе, манипулировать и эксплуатировать, а с ним все не так. С ним все впервые. И я снова теряюсь в непривычных ощущениях.

— Покажешь свои рисунки? — прошу я несмело. — Зачем ты все время носишь эту папку с собой?

— Привычка, оставшаяся с детства, когда я мечтал стать художником. А сейчас пригождается в работе.

Удивляюсь:

— Разве тебя не прочили с пеленок в директорское кресло?

Наши ладони на пледе совсем рядом, но не касаются друг друга. При этом я чувствую тепло и аромат его кожи и почти ощутимое напряжение между нами. Это словно новая игра, правила которой мне пока неизвестны.

— На роль отцовского преемника прочили брата, а не меня. А я был далек, как от строительства, так и от управленческой деятельности. Но всё сложилось иначе.

— Почему? — интересуюсь я.

Слова Марка не согласуются с мнением, которое уже успело у меня о нем сформироваться.

— За несколько месяцев до того, как я окончил школу, брат погиб в результате несчастного случая. И это изменило все мои планы, определив мою дальнейшую судьбу.

Сочувственно кладу пальцы на его ладонь:

— Мне жаль, что так случилось.

— Я давно это пережил, — отмахивается Марк, убирая руку, чтобы подать мне папку. — Как ты и говорила, багаж личных травм делает нас теми, кто мы есть. Просто подстроился под обстоятельства и сумел полюбить то, что делаю.

Вижу ещё один повод для восхищения в том, что травмирующие события сделали его сильнее и лучше. Марк сумел победить обстоятельства и теперь казалось, что он на своем месте. Более того, я не раз слышала, что он один из лучших профессионалов своего дела.

В его папке мне сразу бросается в глаза верхний карандашный набросок. Он не похож на остальные. Там изображена светлая башня маяка. Красивого, чем-то напоминающего Токаревский. Но вместо галечной косы, подходящей к основанию, оно тонет в крупных цветах шиповника. Они оплетают строение, будто планируют когда-нибудь поглотить целиком.

Когда-то он сравнивал с шиповником меня, за колючесть, проявленную при первой встрече:

— А говоришь, что не ждал, — провожу я подушечками пальцев по четким линиям наброска.

Морская влажность делает следы грифеля мягкими, и он легко пачкает кожу. Ну вот, теперь я еще и грязная. И без того мои волосы спутаны, макияж отсутствует, кожу стягивает от соли, а шорты и футболка мятые и не соответствуют модным трендам. Сейчас я как никогда далека от совершенства. Но как никогда счастлива.

— Ждал, — тихо отзывается Марк. — И нарисовал это, когда думал о тебе.

Нестеров серьезен, но взгляд зеленых глаз теплый и искренний. Я вижу в его расширенных зрачках свое отражение. Понимаю, что нравлюсь ему, несмотря на собственную неидеальность, что никто и никогда так на меня не смотрел, и мысли об этом заставляют чувствовать себя уверенней и смелей.

Листаю оставшиеся в папке эскизы. Они прекрасны, но ни один не цепляет меня так же, как тот маяк. Не задевает невидимые тонкие струны в моей душе. Словно в том первом рисунке скрыта какая-то интригующая тайна, понять которую я пока не могу. Возвращаюсь к нему.

— Можно я заберу?

Получив в ответ утвердительный кивок, вытаскиваю лист из-под зажима и, свернув в несколько раз, убираю в задний карман шорт. Не знаю, зачем он мне. Просто чувствую, что нужен. Бормочу негромко:

— Спасибо, — закрываю папку и кладу ее на плед рядом с собой.

Вместо ответа его горячая ладонь накрывает мои пальцы. Замираю на мгновение, пока Марк, как ни в чем ни бывало смотрит на темно-лазурную линию горизонта, где яркое закатное небо врезается в морскую гладь. Мне бы поучиться у него самообладанию.

Старательно отпечатываю памяти эту минуту. Закат. Ласковый шелест волн.