Углубляясь в предания ветхих свитков, Горан терял покой. Он лежал в постели часами, смотря в потолок и вслушиваясь в стенания вьюги за окном. Свирепые морозы знаменовали близкое приближение Новолетия – возвращение тепла. А до той поры… Одежда казалась неуютной, дни тусклыми, – хотелось уснуть под пуховым одеялом до наступления весны. Окружающий мир обмер, за дверью белели статичные пейзажи Реморы. Горан бродил по библиотеке призраком, а сидя за столом в кухне, всматривался в улыбчивые лица крадушей и гадал, почему поддается обману?

За три дня до праздника Новолетия Дом планет всколыхнула суматоха. Повинуясь её энергии, солнце объяло яркими лучами округу. Ветер стих. Горан, сославшись на хандру в четырех стенах, отправился прогуляться по аллее. Он скользил по оледеневшим дорожкам, пробирался сквозь сугробы, пока бесцельное движение не остановил грязный круг пруда.

Кудесник сутулился растерянным путником, всматриваясь во тьму воды. Рука его потянулась к карману великоватой дублёнки из гардероба Везнича. Утром Злата подарила плетёный браслет. Грубые бусины торчали лазуритовыми шипами на красно-чёрном ремешке. Горан сорвал две бусины, бросил воду. Гладь пошла трещинами, замерла… и расплылась обсидиановой лавой. Спустя мгновение он увидел на ней знакомый образ.

– Ализ, – тихо выдохнул кудесник, не зная, как справиться с нахлынувшим смятением.

Он стоял, молчаливо смотря на её пепельно-белокурые волосы и тёмные меха накидки.

– Ты жив! – протянула ворожея руки. – Жив! Горан, ты пропал так надолго! – её обеспокоенный голос дрогнул, но губы тронула счастливая улыбка. Как во времена учебы. Беззаботная, недосягаемая, чарующая. – Где ты? Я слышу грозное эхо гор.

Горан осмотрелся, не замечая ни тени, не замечая и слабого постороннего звука.

– Я в Морионе, Ализ.

Она лишь опустила кротко взгляд.

– И крадуши с тобой?

– Да. Мы на ступенях Краеугольных гор. Ализ, представь: здесь нет людоедов из книг, нет человекоподобных волков. Мирные люди. Здесь многое выглядит иначе.

– Они веками изучают звёзды колдунов, Горан. Заморочить голову огорчённому мальчишке – им, что пальцами щёлкнуть.

– Я запутался. – Он измученно вздохнул, смотря на унты и шерстяные перчатки на шнуровке. Новая одежда и короткая стрижка делали его незнакомцем себе.

Голос Ализ смягчился:

– О, в тех землях мысли туманят завистники и гордецы. Отчего ты слушаешь их?

– Я…

– Они пожелают остановить тебя!

– О моих планах им не известно. Я просто читаю о Царне. Так много нитей истории – и все они сплетаются в спорные знания.

Ализ взмахнула рукой сердито.

– Каждое слово тех книг – обман. Оправдание детям, сеющим хаос безумия.

– Но я так долго иду с ними плечом к плечу. Я жив, невредим. Мыслю ясно. Если бы ты смогла узнать их так же, как я.

Взгляд ворожеи окаменел, словно от оскорбления.

– Ты говоришь со мной, чтобы унять муки совести?

– Ализ, – растерялся Горан, – мне некому больше довериться. Почему ты не желаешь даже послушать?

Она отвернулась. Нежность лица окончательно уничтожил гнев. И Горан, скрипя душой, задал вопрос:

– Что если мы одурачены?

– Учителями, которым ты обязан всем?

– Нет, я говорю обо всей династии и опоре её – гончих Казмера. Воевода града превратился в вершителя судеб.

Ализ взглянула на него раненым зверем, сжимая от досады кулаки.

– Намерен разбить мне сердце?

Горан замер с открытым ртом, поражаясь её уязвленной искренности.

– Нет. И в мыслях не было…

– Считаешь, я пожертвовала свободой ради обмана, выдумки властей? Я и десятки других ворожей в жутких темницах чернолесья?

– Нас лишили доступа к правде. Существует столько разрозненных воспоминаний, преданий, целых легенд об Альфатум и крадушах! Выслушай. Почему ты настолько жестока?

– Жестока?! – вскричала она. – Я иду на злодеяние, разговаривая с тобой, вразумляя тебя. Каждое моё слово, неугодное твоим исковерканным убеждениями – попытка уберечь от беды. – Ализ ранила его леденящим взглядом. – Жестокость, Горан, порой последняя возможность защиты.

Ладонь ворожеи ударилась о зеркальный обсидиан глади. Вода всколыхнулась беспокойным плеском. Кудесник испуганно отшатнулся. Ализ исчезла. Поверхность пруда медленно замирала, а внутри мальчишки надежда взорвалась от несправедливости обвинений. Почему всё не может быть ясным, как прежде? К чему выбор, назойливые сомнения? Он скорой походкой заторопился в дом, убегая от призрака ошибок и сочувствия, которое обернулось ловушкой.

Новолетие считалось в Царне главным праздником, но ни в Вистрии, ни в граде, ни в Бескравии Горан не встречал настолько шумных и весёлых проводов года, как в Морионе. Ремора украсилась хвойными гирляндами в алмазных и рубиновых звёздах. На шиповых деревьях розами расцвели шишки. Холод ослаб. На речных катках устраивались игры. Дети сооружали изо льда башенные укрытия, обстреливая снежными снарядами укрепления боевых команд. Холмики заполнились людьми с санками. Крадуши, поддавшись общему сумасшествию, пропадали с утра до вечера на горках. И Горан дурачился рядом с настырным Липучкой, признавая невольно, что никогда прежде не бездельничал с такой радостью.

Вечером, накануне праздника, планировался грандиозный бал в замке управителя Реморы. В преддверии торжества жителей селения занимали лишь приготовления нарядов и угощений для пиршества.

Горан слонялся по Дому планет с блокнотом Бахаря. Он изучил его до корки. Никс расшифровала недостающие записи: воспоминания близких, свидетелей помощи наследников Альфатум, неоправданных гонений и страданий крадушей от пагубных способностей. Словари подтверждали верность перевода. После обеда кудесник обложился картами в библиотеке, углубившись в схемы царнских просторов настолько, что не заметил, как к нему подошла Злата.

– Я принесла тебе костюм.

Он поднял взгляд на серо-зелёный пиджак и брюки. Бежевую рубашку украшали шелковые ленты коричневого галстука в золотистой вышивке.

– Как форма кудесника – я нашла в Книге сословий. Нравится?

Горан взял строгий костюм из её рук, улыбкой извиняясь:

– Я совсем забыл о празднике.

Злата присела рядом с его креслом на стул. Огневик в чаше подсвечника затрепетал светом.

– У скал забвения в канун Новолетия к домам приплывали эфирные рыбы. У них радужные тела и глаза, как медяки Янтарного града. Я шептала им о заветных мечтах. У скал верят, что рыбы унесут их кладом к созвездиям – взглянешь на ночное сияние и вспомнишь ради чего ходишь по земле.

– Тебе подарили амулет у скал? – удивился кудесник, рассматривая тёмное дерево – миниатюру листа.