Порог сего учреждения девушка перешагнула, полная самых радужных надежд, а вышла оттуда, погруженная в черную меланхолию, что помешало ей присоединиться к восторгам Алисы, пребывающей в экстазе от увиденного. Фебе даже не приходило в голову, будто убрать из своего готовящегося к печати романа любое упоминание о взлетающих вверх бровях конта Уголино может быть уже поздно.

Увы, так оно и оказалось. Мистер Отли, столкнувшись с неизвестной ему леди в уродливом шерстяном платье, которая назвалась автором романа «Пропавший наследник», преисполнился жгучего любопытства. Они со старшим компаньоном частенько пытались угадать, кто же она такая, эта загадочная и смелая романистка, но никто из них и предположить не мог, что она окажется неряшливо одетой девицей, судя по возрасту, едва закончившей пансион. Манеры его претерпели разительные изменения, а в голосе зазвучали покровительственные нотки. Перед визитом сюда Феба была настроена крайне дружелюбно и заранее расположена к издателям, но она не привыкла к тому, чтобы с ней разговаривали в столь снисходительном тоне личности вроде мистера Отли. Последний, встретив изумленный взгляд гостьи, произвел быструю переоценку, пошел на попятную и решил, что будет нелишним призвать на подмогу старшего компаньона.

Манеры же мистера Ньюшама оказались безупречными, являя собой восхитительную смесь уважительности и отеческого снисхождения. Будь это возможным, он с радостью отложил бы публикацию, как и без колебаний оплатил бы из собственного кармана повторный набор всей книги. Но увы! Дата выхода романа из печати была уже назначена, до нее оставался всего месяц, а издание уже было готово к публикации. Он был безутешен, однако непреклонен и позволил себе выразить надежду, что она все-таки останется довольна результатами его трудов.

Что ж, Феба действительно осталась довольна. Они были очень красивы, эти три небольших томика, элегантно переплетенные в синюю кожу, с позолоченным передним обрезом страниц и тисненым заглавием! Мисс Марлоу казалось невозможным, что под столь роскошной обложкой таится написанная ею история. Благоговейно взяв книги в руки, она не удержалась и восторженно ахнула; но, когда Феба наугад раскрыла первый том, взгляд ее тут же наткнулся на роковой параграф.

«…Внешность конта Уголино была весьма примечательной. Фигурой он обладал стройной, поведение его отличалось изяществом и элегантностью, манеры выдавали в нем хорошо воспитанного человека, а черты лица были приятными и правильными, но классическую красоту его нарушали кошачьи глаза, в которых таилась лютая злоба. Глядя на него, Матильда содрогнулась от неприязни».

Похожая на эту дрожь пробежала и по телу создательницы Матильды. Она поспешно захлопнула книгу и с мольбой воззрилась на мистера Ньюшама.

– Я не могу позволить, чтобы роман вышел из печати!

Понадобилось немало времени и терпения, дабы убедить Фебу в том, что не в ее власти отменить издание, но мистер Ньюшам не пожалел ни того, ни другого. Речь его была выразительной, и поскольку он оказался достаточно проницательным, чтобы понять – оптимистическое предсказание успеха, который, несомненно, ждет книгу, лишь приведет автора в еще большее смятение, – он объяснил девушке, что первый роман, как правило, продается весьма скромно, поэтому вряд ли на него обратят внимание видные представители высшего общества.

Она немного приободрилась, но, расставаясь с ним, приняла решение немедленно написать мисс Бэттери, умоляя ее использовать все влияние на своего кузена, дабы остановить публикацию. Мистер Ньюшам, в свою очередь, с поклоном выпроводив Фебу из конторы, тут же разыскал своего младшего партнера и пожелал узнать:

– Разве не вы говорили мне, что эта ваша кузина – гувернантка в семействе благородного лорда? Кто он таков? Помяните мое слово, эта крошка – его дочь, и мы попали в десятку!

– Кто этот тип – я имею в виду в реальной жизни, – которого она хочет изменить? – с беспокойством поинтересовался мистер Отли.

– Не знаю. Одна из больших шишек, – беззаботно отозвался его компаньон. – Такие не подают в суд за клевету!

Минула почти неделя, прежде чем письмо мисс Бэттери дошло до ее бывшей ученицы, а к тому времени Феба, подхваченная вихрем светской суеты, и думать забыла о своих литературных тревогах. Было просто невозможно предаваться длительному беспокойству, когда вся ее жизнь изменилась самым чудесным образом. Неблагополучная падчерица леди Марлоу превратилась в любимицу бабушки, и оставалось лишь удивляться тому, насколько переменилась она сама. Леди Ингам вполне могла чувствовать себя довольной. Феба никогда не станет красавицей, но, принарядившись и не боясь нарваться на строгую отповедь всякий раз, стоило ей заговорить, она производила впечатление обаятельной и симпатичной девушки. Ей, конечно, недоставало столичного лоска, однако подобные вещи – дело наживное.

Мисс Бэттери писала, что и рада бы помочь, но не в силах. Будучи несколько более осведомленной, нежели Феба, в вопросах издательского дела, она могла лишь посоветовать девушке не слишком терзаться из-за весьма маловероятной возможности того, что герцог прочтет ее книгу. Скорее всего, этого не случится; а если и прочтет, то Феба должна помнить, что ему вовсе необязательно знать, кто является автором сего произведения.

В этих словах был резон, но Феба-то знала, что ее будет мучить чувство вины при каждой встрече с Сильвестром, и уже почти жалела о том, что вообще написала роман. После проявленной им доброты изобразить его злодеем значило предать, и она не искала оправдания в том, что написала книгу еще до того, как оказалась перед ним в долгу, поскольку самообман был ей не свойственен.

Сезон пока не начался, однако плохая погода уже заставила кое-кого вернуться в столицу. Состоялось несколько небольших приемов; бабушка предсказывала, что задолго до гала-открытия «Олмакса» сезон будет уже в полном разгаре, поэтому почтенная матрона не желала терять время даром, сделав всеобщим достоянием тот факт, что отныне с ней живет внучка. Напрасно Феба уверяла миледи, будто балы ее ничуть не интересуют.

– Вздор! – заявила в ответ ее милость.

– Но это правда, мадам! На больших приемах я всегда выгляжу и веду себя глупо!

– Только не теперь, когда тебе известно, что элегантностью ты не уступаешь любой девушке в зале – а многих и превосходишь! – парировала матрона.

– Но, бабушка! – с упреком возразила Феба. – Я надеялась стать вам утешением и опорой, а не веселиться каждый вечер напролет!

Пожилая дама метнула на внучку острый взгляд, заметила, что ханжеский тон опровергают лукавые искорки в ее глазах, и подумала: «Ах, видел бы этот взгляд Сильвестр! Однако почему, ради всего святого, он до сих пор не нанес нам визит?»

Феба тоже спрашивала себя об этом. Она не могла найти причины, по которой он возжелал бы увидеться с ней снова, но ведь герцог сам просил ее передать бабушке, что заглянет к ней, когда окажется в городе, а ведь он должен был вернуться в столицу еще несколько дней назад. Девушка знала, что Том уже дома, так что герцог не мог до сих пор оставаться в «Синем вепре». Она не чувствовала себя уязвленной, однако несколько раз думала о том, что ей хочется, чтобы он зашел на Грин-стрит. Ей столько нужно рассказать ему! Впрочем, ничего особенно важного, разумеется: несколько забавных глупостей из уст Алисы, что вовсе не показались бабушке смешными (миледи невзлюбила Алису с первого взгляда), да письмо отца, в котором тот устроил Фебе грандиозную выволочку, но не за то, что она сбежала из Остерби, а за то, что не сказала ему, где лежит ключ от сундучка с лекарствами для лошадей. И здесь бабушка не увидела ничего смешного, а хорошая шутка неизменно теряет толику своей прелести, когда ею не с кем поделиться. Жаль, что герцог так и не сподобился приехать в Лондон.