час, когда тот лежал, убитый его рукой, в шатре мятежного князя… Взор осужденного впился ему в душу, точно раскаленная стрела. И домашние его слышали всю ночь, как он неустанно, час за часом, ходил по кровле, пока утро не озарило верхушки пальм»{208}.

Невыносимые муки совести вынуждают Вирату ответить за убийство родного брата, заставляя его пройти по нисходящей социальной иерархии от чина важного судьи, выносящего вердикт «с высоты дворцовой лестницы», к самому примитивному занятию – быть псарем царских собак с положенным ночлегом в подвалах дворца рядом с другими слугами. Год за годом, отказываясь от материальных ценностей и привилегий, славы и благосклонности царя и двора, Вирата приходит к осознанию, что только в этом случае он способен достичь внутренней свободы, найти истину и начать вести благочестивую жизнь настоящего праведника.

«Вирата ревностно исполнял свои обязанности от утренней до вечерней зари. Он обмывал собакам морды и выскребал струпья из шерсти, приносил им корм, менял подстилки и убирал нечистоты. Собаки любили его больше, чем всех других обитателей дворца, и это радовало Вирату. Его дряхлые, морщинистые уста, редко обращавшиеся с речью к людям, всегда улыбались им. И мирно текли долгие безмятежные годы его старости. Царь скончался раньше его, пришел новый царь, который не замечал Вираты и только однажды ударил его палкой за то, что собака заворчала, когда царь проходил мимо. И все мало-помалу забыли о существовании Вираты. Когда же и для него исполнилась мера его лет, и он умер, и был зарыт на свалке, где хоронили всех слуг, в народе уже никто не помнил о том, кого страна когда-то прославляла четырьмя именами добродетели. Сыновья его попрятались, и ни один жрец не пел погребальных песен над его прахом. Лишь собаки выли два дня и две ночи, потом и они забыли Вирату, чье имя не вписано в летописи властителей и не начертано в книгах мудрецов».

Интерес к индийской философии и буддизму не угаснет в душе писателя и по окончании работы над легендой. После прочтения «Жизни Рамакришны» и «Жизни Вивекананды» Ромена Роллана Цвейг напишет автору: «Мне очень любопытны Ваши индийские штудии», – и в декабре 1931 года обратится к Роллану: «Ганди Вас, наверное, не разочаровал. Он далеко заглянул. Но его мечты и желания – отказ от машин, возврат к земле – кажутся мне менее исполнимыми, чем когда-либо. Я люблю у Ганди высокую идею пассивного сопротивления и восхищаюсь ею, но его экономическую систему оцениваю не слишком высоко…»

Буддийский смысл легенды «Глаза извечного брата» (кстати, первый русский перевод назван «Глаза убитого»{209}) унес нас в глубь веков от реального путешествия писателя по Индийскому континенту, а ведь оно продолжалось уже третий месяц, но мы еще не все пункты его маршрута увидели и не всех попутчиков упомянули. Стало быть, продолжаем следовать по пятам его приключений. Как вы уже знаете, в дальнюю дорогу Цвейг взял фотоаппарат и на протяжении всей поездки (с начала декабря 1908 года по конец марта 1909-го) снимал диковинных птиц, животных, растений, озёра и водопады, трущобы городов, буддийские храмы, мандиры, святые источники. Но, к его ужасу, готовые снимки были потеряны. Скорее всего, фотоаппарат случайно выскользнул в воду, неслышно выпал в густые заросли высокой травы или был украден из его рюкзака ловкими ребятишками в поисках сладостей. Чудом уцелел снимок, сделанный Германом Бессемером на его фотоаппарат в Мадрасе, где Цвейг запечатлен сидящим у открытой двери туристического грузовичка в темных очках и пробковом шлеме, окруженный любопытными местными жителями. В Мадрас (ныне Ченнаи) писатели попадут через Рангун, столицу Бирмы, где в последний раз пожмут руки, и далее каждый последует своей дорогой. Цвейг – поездом и паромом до Цейлона (нынешнего острова Шри-Ланка), а Герман Бессемер – в Египет и Центральную Африку.

Бессемер вернется в Вену гораздо позже Цвейга и к концу 1909 года напишет повесть «Малярия» («Sumpffieber»), в английском переводе «Swamp Fever» («Болотная лихорадка»). Повесть рассказывает о том, как белый колонизатор в Африке проявлял расизм по отношению к темнокожей наложнице, всячески унижая ее. Неожиданно колонизатор подхватывает малярию и в панике бросает свое имение и плантации, спешно покидая «заразную» Африку. Бывшим наложницам и слугам ничего другого не остается делать, как поровну разделить между собой его имущество.

* * *

23 января, 2 и 7 февраля 1909 года Стефан отправляет еще три открытки на венский адрес Евгении Хиршфельд. Одну с видом Тадж-Махала, вторую с шествием цейлонских слонов, третью с изображением буддийской реликвии – 98-метровой позолоченной пагоды в Рангуне. 5 февраля он отправляет открытку на имя Лео Фельда с изображением надвратной башни Гопуран в городе Кумбаконам{210}.

Он посещает «красивый индийский город Гвалиор» и целый день бродит по его узким улочкам, встречая павлинов, «небрежно распускающих свои перья в зелени», лошадей, ослов, верблюдов, священных коров, слонов и «голых детей, играющих между домами». Как тут не вспомнить, что именно о слонах и не только о них, но и об охоте на тигров в новелле «Жгучая тайна» хитрый барон, пленяя недоступной экзотикой мальчика и его маму, будет рассказывать, дабы окончательно завоевать расположение своих «жертв». Есть основания предполагать, что в уста опытного дамского угодника автор вкладывает свои воспоминания о наблюдениях в Гвалиоре.

«Эдгара же он пленил окончательно: глаза мальчика сверкали от восторга. Он не ел, не пил и жадно ловил каждое слово рассказчика. Ему и не снилось, что он когда-нибудь воочию увидит человека, на самом деле пережившего все эти невероятные приключения, о которых он читал в книжках: охота на тигров, темнокожие индийцы, и Джаггернаут – страшная священная колесница, давившая тысячи людей. До сих пор он не верил, что есть на свете такие люди, как не верил в существование сказочных стран, и рассказы барона внезапно открыли перед ним огромный неведомый мир. Он не сводил глаз со своего друга; не дыша, смотрел на его руки, убившие тигра. Он едва осмеливался дрожащим голосом задавать вопросы; живое воображение рисовало ему яркие картины: вот его друг верхом на слоне, покрытом пурпурным чепраком, справа и слева темнокожие люди в роскошных тюрбанах, и вдруг из джунглей выскакивает тигр с оскаленными зубами и бьет грозной лапой по хоботу слона. Теперь барон рассказывал еще более увлекательные вещи, – к каким хитростям прибегают, охотясь на слонов: старые ручные животные заманивают в вагоны молодых, диких и резвых».

С большими трудностями и пересадками добравшись до Индокитая (потерял фотоаппарат, изнывал от жары, многодневных переездов по непроходимым глиняным дорогам, нехватки питьевой воды), писателю довелось встретить любопытного попутчика из Европы. Им оказался лингвист и географ Карл Хаусхофер, который был откомандирован Баварским генеральным