для Анри оно будет если не самым простым, то, по крайней мере, наиболее безопасным. Будущий лорд должен продемонстрировать мудрость. Умение видеть правду за слоями лживых слов, свою способность вершить справедливый суд.

Для Анри приготовили пять историй. Один за другим выходили просители к крыльцу, на котором стоял будущий лорд, и озвучивали беды и просьбы. Пожилая женщина, сын которой погиб, а невестка вышла второй раз замуж и выгнала бывшую свекровь из дома. Сёстры, делящие наследство тяжело болеющего, но ещё живого отца. Муж, обличающий неверную жену и требующий для неё публичной порки. Два купца, чьё совместное дело прогорело, и каждый винит партнёра и требует от него компенсации ущерба… И вроде всё понятные истории, и всем нужно посочувствовать и помочь, ну вот кроме мужа, требующего порки, тут я сразу, от одного только этого слова, стала на сторону жены, что бы она ни натворила… Но несколько уточняющих — коротких, но каких точных! — вопроса-утверждения от Анри, и иногда история разительно меняется. Женщина, требующая долю в доме невестки, а вернее, её нового мужа, оказывается, имеет свой дом, но сдаёт его дальним родственникам, а сама приехала погостить под предлогом навестить внука, и загостилась уже на год, и очень быстро стала считать чужой дом своим. А сёстры, оказывается, претендуют на состояние, которое отец получил, женившись второй раз на богатой вдове. А вот жена и в самом деле изменила мужу… и по закону ей полагается пять ударов плетью на виду у всех, за каждый случай измены, и, мне кажется, я знаю, зачем Анри подсунули эту историю — он не может поступить вопреки закону, а значит, должен назначить наказание, но тем самым он получит неприязнь большинства собравшихся: практически всех женщин и части мужчин. Да и самому ему не так просто будет переступить через жалость… хотя, тут я, может, погорячилась. Я ничего об этом мальчике не знаю, и то, что он слеп, и то, что он моложе Ирка, не делает его благородным, как и не делает этого одно лишь рождение в семье лорда…

Голос Анри звучит совершенно бесстрастно, когда он оглашает приговор: пятнадцать ударов плетьми, ибо есть свидетели как минимум трёх подозрительных эпизодов. По толпе проносится сдавленный вздох, а мальчик, выждав паузу, продолжает:

— В то же время, по закону о наказаниях и искуплении, если виновный или виновная слишком слабы, чтобы принять наказание, это должен сделать опекун или ближайший родственник. Алира Горзо слишком слаба, чтобы принять наказание в пятнадцать плетей. Ирвин Горзо, как защитник и ближайший родственник, примешь ли ты наказание за свою жену?

По толпе пролетел смешок. Надо же, мальчик ловок. Нигде не сказано, что одновременно законы не применяются. Надо сказать Ирку, чтобы взял на вооружение, хотя на Севере не выносят сор из избы на всеобщее обозрение. Но мало ли… При мысли о брате сердце привычно заныло. Если бы я знала раньше, что моё путешествие с некромантом выльется в божественную игру, в которой правила если и известны, то одному лишь Гирруну, и им же изменяются, я бы осталась с лордом Неймаром. И пусть меня передёргивает от одной мысли, что он касался бы меня, но я бы не подставила Ирка…

Ирвин Горзо скомкано отозвал своё прошение о наказании, и поспешил скрыться, не поднимая глаз и волоча несчастную женщину за руку. Мне хотелось ей помочь, но я совершенно не представляла как…

Купцы оказались оба нечисты на руку, что их и погубило. Один решил сэкономить и не застраховал общий товар, просто присвоив эти деньги, другой — также решил сэкономить и нанял куда меньшую и более слабую охрану, чем было оговорено, а разницу также положил в свой карман…

Последним к крыльцу вышел благообразный старец, он опирался на посох и, судя по пронёсшемуся по толпе шёпоту, был слепым. Однако он не успел начать говорить. Откуда-то вынырнула, обогнула его и бросилась перед крыльцом на колени молодая девушка.

— Прошу справедливости, мой лорд! — звонко выкрикнула она, и от её голоса Анри дёрнулся, выдавая себя всем, кто в этот момент на него смотрел. Мне показалось даже, что его губы слегка шевельнулись в попытке произнести её имя, впрочем, он очень быстро взял себя в руки.

— Меня зовут Нила, и я работала в вашем доме последние два года, мой лорд. Верой и правдой служила, ни разу ничего не взяла, даже не посмотрела ни разу на чужое. Вас, вашу матушку любила как родных… — она прервалась, стискивая руки и словно бы ожидая, что этого уже достаточно. Но Анри молчал, молчали и все присутствующие, жадно впитывая происходящее. Женщина, которая нам рассказывала о семье Анри, аж подалась вперёд, чтобы ничего не упустить. На лицах у многих застыло предвкушение. То ли леди Генриетту и её семью сильно недолюбливают, то ли просто с развлечениями тут негусто…

— Падшей девке не место в моём доме! — с ненавистью выпалила леди Генриетта, не дожидаясь, пока Нила изложит просьбу. — Не смей приближаться к моей семье!

— Я не такая, я не падшая! — выкрикнула Нила, моментально вскакивая с колен. Кажется, неприязнь с леди Генриеттой у них взаимная, что бы девушка только что ни говорила о любви и почитании…

— Ты предложила себя мужчине! Пришла к нему в спальню! — прошипела Генриетта, кажется, совершенно забыв, что она леди. Впрочем, нравы юга всегда были менее строгими, чем на севере…

— Как и вы! — выпалила глупая девчонка, не понимая — или наоборот, отлично понимая? — в какое ужасное положение ставит Анри. Теперь он должен либо признать, что она оклеветала и оскорбила леди, и тут ждёт Нилу та же участь, что грозила беспечному мальчишке Айку, вмешавшемуся в разборки сестёр. Либо… А впрочем, нет никакого «либо». Не может он оставить такие слова безнаказанными, даже если каждый знает, что это правда, нельзя говорить о таком вслух. Какова бы ни была мать, если Анри от неё отступится, не бывать ему лордом, да и просто уважаемым мужчиной не бывать.

Повисшая на мгновение тишина нарушилась перешёптываниями, смешками и вздохами. Кто-то захлопал в ладоши, но быстро прекратил…

— Мой лорд, прошу справедливости! — затараторила Нила, торопясь успеть, пока леди Генриетта хватала ртом воздух и пыталась определиться — то ли падать в обморок, то ли подобрать-таки слова и осадить нахалку…

— Анри, я хочу… хочу, чтобы она извинилась! — на мгновение голос Нилы стал мягким, просящим, но закончила она непримиримо-жёстко. И потребовала немыслимого. Всё-таки, та женщина не ошиблась, охарактеризовав девушку как глуповатую. С такими друзьями Анри и врагов не надо… — Она сама…

— Нила Безродная, — прервал её холодный, безэмоциональный голос Анри, и я, кажется, вздрогнула вместе с ней. Безродная! Да, это официальное обращение к любой сироте, но