Царица, значит. Что ж, каждый сходит с ума по-своему.

Он налил еще рюмку водки и полез в холодильник за огурцами. И тут зазвонил мобильный телефон. Глянул на дисплей: Сашок Феофанов. Нехотя ответил:

– Котяев слушает.

– Андрей Митрофанович, я по поручению начальства звоню, – официально сказал напарник. – Что у тебя случилось?

– А что такое? – деланно удивился он.

– Третий день на работе не появляешься. Дел по горло, сам знаешь.

– Болею я. – Голос у него был хриплый.

– А завтра как?

– И завтра болею.

– Ты принеси документ, – извиняющимся тоном сказал Сашок. – Гайки завинчивают, поэтому начальство требует.

– У меня за десять лет ни одного больничного. Это начальство помнит?

– Все помнит. Потому и терпят твой загул. Но надо бумагой прикрыться.

– Какой загул? Я болею!

– Не мое дело, конечно... Город у нас небольшой, и раскатывать по нему на красной «Бентли»... – замялся Сашок.

– Если в она у меня была!

– Ты поаккуратнее. Время сейчас такое. Телевизор-то смотришь? Задача номер один – борьба с коррупцией. Везде работают проверяющие. А лес рубят – щепки летят.

– Понял, не дурак, – зло сказал он. – Больничный принесу.

– Я ж по поручению...

– Привет передавай. По поручению.

Он дал отбой. Посмотрел на ополовиненную бутылку водки: «Надо завязывать. И в самом деле, зарвался». Потом, чертыхаясь, выудил из банки соленый огурец, нарезал, выпил, закусил, налил еще...

Ни одно из обещаний, которые он себе давал в последнее время, не было выполнено.

* * *

На следующий день Андрей Котяев заехал в офис Копейко и взял у секретарши оставленный для него конверт. В машине пересчитал: ровно сто тысяч, все – крупными купюрами. Новенькие, он, казалось, слышал, как они хрустят. Держать деньги в руках было приятно. Раньше он этого за собой не замечал. Получив зарплату, в тот же день отдавал жене, оставив себе на мелкие расходы, а когда развелся – маме. Последнее время, правда, они жили не вместе, и зарплату он оставлял себе всю. Но в конверте от Копейко была не зарплата. Это была халява.

Надо бы их спустить, эти деньги. Поехать в ночной клуб вместе с Алиной, у нее это лихо получается. Но с Алиной они в ссоре. То есть, она с ним порвала. Как сказал Мотало, испугалась. Все правильно: он не хомячок. И он еще до нее доберется!

После недолгих раздумий, Андрей Котяев поехал к Оле, на работу. Спускать деньги без женщины скучно. Кто-то должен тобой восхищаться, оценить твою щедрость, получить с твоих барышей дорогой подарок или много маленьких, но не очень дорогих, посидеть в ресторане. Разделенная радость – радость вдвойне. А для простушки Оли он теперь Рокфеллер! Так что радости будет целый мешок! И это здорово, потому что такой шикарной женщине, как Алина Вальман, его радость надо под микроскопом разглядывать. А и хорошо, что Алина с ним порвала!

Народу в поликлинике во второй половине дня было не много. Все талончики разобрали с утра, поэтому к окошку, где скучала Оля, подходили только со справками да с больничными, проштамповать. Он сунул голову в окошко и, улыбаясь, сказал:

– Привет!

– Мужчина, у вас чего? – холодно спросила она.

– Зайка, я соскучился. Я зайду, а? Открой мне дверь.

– Следующий! – закричала она.

Его толкнули в спину:

– Мужчина, отойдите! Мне надо печать поставить!

Обернулся: женщина начальственного вида, с больничным листком в руке. Огрызнулся:

– Мне тоже надо. Зайка, я тебе подарочек принес! Открой, а?

– Мужчина, не задерживайте очередь! Следующий! – крикнула Оля.

Стоящая за ним женщина попыталась просунуть в окошко больничный.

– Да погоди ты, – отмахнулся он. – Оленька, я мириться пришел!

– Да что ж это такое! – закричала очередь. За женщиной с больничным листком теперь стояли еще двое. – Мужчина, не задерживайте!

– Я по делу!

– Мы все по делу!

– Да он пьяный!

– Милиция!

– Спокойно! Я сам милиция! – Котяев выхватил из кармана удостоверение и поднял его над головой. И повторил в окошко: – Оля, открой!

– Ни за что!

Подошли еще двое. Раздались крики:

– Нашли место отношения выяснять!

– Девушка, да впустите вы его!

– Безобразие просто!

– Вы читать умеете?! – закричала Оля. – Посторонним вход воспрещен! Я никого не обязана впускать!

– Мужчина, отойдите!

Широченной спиной он загородил окошко и угрожающе сказал:

– Слышь, Зайка? Я никуда не уйду! Давай, родная! Открывай!

– Да это ж ее муж! – загалдела очередь.

– Похоже, бывший!

– Имущество делят!

– Не... Он сказал: мириться пришел.

– Открой ему, шалава! – завопила старуха с кучей справок в руке.

– Сама ты шалава! – крикнула Оля. – Еще и оскорбляют! Вот гады! Щас я вас проштемпелюю! Получите вы у меня печати!

И захлопнула окошко.

– Безобразие! – загалдела очередь.

– В наше-то время так мужиками бросаться!

– Дура она!

– Эт точно!

– Оля, открой! – забарабанил он в окошко. – Слышишь, что народ говорит?

– Ага! Щас! – раздалось из регистратуры.

– Девушка, а как же мы?! – возмутилась очередь.

– Не открою, пока он не уйдет!

– Не уйду.

– Нам что тут до ночи стоять?!

– Стойте!

– Да что же это такое? – возмутилась начальственная дама. – Я иду к заведующей!

В это время дверь в регистратуру приоткрылась. Оттуда выглянула Олина подружка, поманила его пальцем и сказала:

– Заходи. Только быстро.

– Ну, наконец-то! – обрадовалась очередь.

Он вошел. Олина подружка открыла окошко:

– А ну, тихо! Разорались! Давайте сюда свои справки!

И лихо принялась шлепать печати. Очередь мгновенно успокоилась. Девушка раскидала ее в пять минут, и вновь наступила тишина. Он в это время попытался объяснить с Олей:

– Я ж сказал, что мириться пришел. Ну, прости меня, а?

– Нет. Никогда!

– Ты же хотела шубу купить.

– Ну хотела.

– Вот.

Он вывалил на стол деньги. Увидев пятитысячные купюры, Оля ахнула: