Ужин уже почти закончился, когда Айя обратила внимание на троих мальчишек, усевшихся на пороге открытой двери. Судя по их мокрой одежде и тому, как мало похлебки оказалось в их мисках, они пришли одними из последних. Один из них, самый чумазый, рассказывал что-то смешное братьям. Он был таким же тощим и загорелым, как остальные, с шапкой густых волос, которые, возможно, если их отмыть, оказались бы каштановыми. Сначала Айя даже не поняла, почему обратила на него внимание. Может быть, в его улыбке было что-то…

— Кто это? — спросила она своего хозяина, пытаясь перекричать стук ложек и шум дождя.

— Этот-то? — Ларент на мгновение неуверенно нахмурился. — Димиас, мне кажется.

— Это Ки, отец, — с укоризной поправила его Ахра.

— Он законный или бастард?

Снова озадаченный, Ларент посовещался с дочерью.

— Законный, от моей третьей жены, — сообщил он наконец.

— Можно мне с ним поговорить? — спросила Айя. Ларент многозначительно подмигнул ей.

— Говори сколько хочешь, мистрис, но помни, что в помете есть и другие щенки, если этот не подойдет.

Айя пробралась к двери, спотыкаясь о собак, ноги сидящих и ползающих по полу младенцев.

— Это тебя зовут Ки? — спросила она мальчика. Вопрос застал его врасплох, с набитым ртом. Поспешно проглотив похлебку, мальчик поклонился.

— Да, госпожа. К твоим услугам.

Хотя он ничем особым не выделялся, Айя сразу поняла, что на этот раз перед ней не репка. Глаза мальчика, цвета лесного ореха, сверкали весельем и сообразительностью.

Сердце Айи на мгновение замерло: уж не обладает ли он от рождения магической силой? Пожимая его грязную руку, Айя по привычке легко коснулась его разума и разочарованно вздохнула: никаких способностей к волшебству…

— И это все твое имя целиком? — спросила Айя.

Мальчик пожал плечами.

— Меня только так всегда и называют.

— Его зовут Киротиус, — напомнил один из старших мальчиков, ткнув Ки в спину. — Он просто не любит свое полное имя, потому что не может его произнести.

— А вот и могу! — сказал Ки, покраснев под покрывающим его лицо слоем грязи. Судя по исходящему от него запаху, мальчик был занят присмотром за свиньями. — Просто «Ки» нравится мне больше. И его легче запомнить отцу — нас ведь так много!

Все, кто слышал его слова, рассмеялись, и Ки победоносно улыбнулся, его улыбка показалась Айе самой яркой вещью в этом бедном доме, да и самой яркой за весь непогожий день.

— Ладно, Ки, а сколько тебе лет?

— Одиннадцать, госпожа.

— И ты умеешь обращаться с мечом? — Мальчик гордо поднял голову.

— Да, госпожа. И с луком тоже.

— Скорее с прутом, которым гоняют свиней, — хихикнул братец, который недавно ткнул Ки в спину.

Мальчик гневно обернулся к нему.

— Закрыл бы ты рот, Амин. Кто в прошлом месяце сломал тебе палец?

Ах, значит, щенок умеет скалить зубы! — одобрительно подумала Айя.

— Случалось ли тебе бывать при дворе? — спросила она вслух.

— Да, госпожа. Отец почти каждый год возит нас в Эро на праздник Сакора. Я видел царя и его сына в золотых коронах, когда они со жрецами ехали в храм. Когда-нибудь я буду служить при дворе.

— Присматривая за царскими свиньями, — снова ухмыльнулся Амин.

Ки в ярости кинулся на брата и толкнул его в кружок сидящих позади детей. Айя поспешно отошла: спор между братьями превратился в общую потасовку, сопровождаемую громким ревом малышей и собачьим визгом. Через несколько минут она заметила Ки и его обидчика сидящими верхом на балке и с усмешкой наблюдавшими за переполохом, который они вызвали. Очередная супруга Ларента положила конец сражению, раздав несколько ударов половником.

Айя поняла, что нашла мальчика, которого искала, но, к своему удивлению, ощутила укол совести. Если случится самое плохое, никто не поколеблется, никто не проявит к мальчику милосердия. И все же риск был оправдан. Что за будущее могло быть у бедного мальчика? Ни земли, ни титула, в лучшем случае он станет пехотинцем или наемником и погибнет от пленимарского копья. Так же он по крайней мере будет иметь шанс осуществить свою мечту служить при дворе и заработать почетное звание.

После того как дети улеглись спать на полу общей комнаты, благородный Ларент отдал сына на службу Тобину за пять золотых сестерциев и амулет, который должен был сделать воду в колодце всегда свежей и не дать протекать крыше.

Никому и в голову не пришло спросить Ки, что он обо всем этом думает.

В ясном свете дня Айя начала сомневаться, не приняла ли накануне слишком поспешного решения. Ки был теперь отмыт и даже одет в чистую, хотя и поношенную одежду, его завязанные тесемкой волосы оказались такого же теплого оттенка, как и глаза, на поясе висел нож, а через плечо — лук и колчан.

Однако сверкающая жизнерадостность, которая так понравилась Айе, исчезла, мальчик попрощался с семьей и с мрачным видом двинулся пешком вслед за кобылой Айи.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросила волшебница упорно не поднимающего глаз мальчика.

— Да, госпожа.

— Не надо называть меня «госпожа». Ты более благороден по рождению, чем я. Можешь называть меня мистрис Айя, а я буду звать тебя Ки, раз тебе так нравится. И не хочешь ли ты сесть на лошадь позади меня?

— Нет, мистрис.

— Отец рассказал тебе, куда мы направляемся?

— Да, мистрис.

— Разве ты не рад, что будешь компаньоном царского племянника? — Ки ничего не ответил, и Айя заметила, как мрачно он выпятил подбородок.

— Тебе не нравится такая перспектива?

Ки поправил на плече маленький узелок с пожитками.

— Я выполню свой долг, мистрис.

— Что ж, может, тебе еще понравится новая жизнь. По-моему, ты должен быть рад, что покидаешь ту развалюху, где жил. В доме князя Риуса тебе не придется присматривать за свиньями или спать под столом.

Ки обиженно выпрямился, совсем как его сводная сестра накануне.

— Да, мистрис.

Устав от этого странного одностороннего разговора, Айя оставила мальчика в покое, и он продолжал молча трусить за лошадью.

О Светоносный, не сделала ли я в конце концов ошибки! — сокрушалась Айя.

Оглянувшись, она заметила, что Ки прихрамывает.

— Ты что, натер ногу?

— Нет, мистрис.

— Тогда почему ты хромаешь?

— Мне в башмак попал камешек.

Айя раздраженно натянула поводья и заставила кобылу остановиться.

— Почему же ты ничего об этом не сказал? Видят боги, дитя мое, есть же у тебя голос!