Аркониэль пытался учить его арифметике, используя для решения задач горошины и фасолины. Тобин изо всех сил пытался сосредоточиться, но близость башни все время отвлекала его. Он и не глядя чувствовал, как она нависает над ним, словно холодная тень, которую не могут разогнать жаркие лучи солнца. Ставни на окнах башни были плотно закрыты, но Тобин был уверен: из-за них все время долетают звуки — шаги и тихое шуршание длинной юбки по камням пола. Эти звуки пугали его так же, как воспоминание о призраке матери за дверью башни.

Тобин ничего не сказал Аркониэлю ни об этих звуках, ни о сне, который видел прошлой ночью: он уже несколько раз совершал подобную ошибку, и все, даже Нари, начали странно посматривать на него, когда его сны сбывались.

На этот раз ему приснилось, что они с Братом снова вышли из замка, но на этот раз демон повел его на лужайку перед воротами, там они остановились, словно кого-то ожидая. Потом Брат начал плакать и плакал так горько, что у него изо рта и носа потекла темная кровь. Он прижал одну руку к своему сердцу, другую — к сердцу Тобина и наклонился так близко, что их лица почти соприкоснулись.

— Она приближается! — прошептал Брат и вдруг взлетел в воздух, как птица, и устремился к башне, оставив Тобина смотреть на дорогу и дожидаться кого-то.

Мальчик вздрогнул и проснулся, все еще чувствуя у себя на груди руку Брата. Кто приближается? — подумал он. — И почему?

Сидя на солнышке с Аркониэлем, Тобин ни о чем не стал ему рассказывать. Сон его не испугал, но когда он теперь вспомнил о нем, прислушиваясь к тихим звукам в башне, его внезапно охватило чувство отвращения.

Из башни донесся особенно громкий удар, и Тобин украдкой взглянул на Аркониэля, полагая, что уж этого тот не мог не услышать и просто не хочет ничего говорить.

В первые дни по прибытии Аркониэль задавал ему много вопросов об Ариани. Он никогда не упоминал башню или трагедию, которая там произошла, но Тобин по глазам видел, как сильно его это интересует.

Когда во дворе внизу появился Фарин, мальчик с облегчением вздохнул. Отец и его воины все еще отсутствовали, но Фарин вернулся, чтобы учить принца военному делу.

— Мне пора идти практиковаться, — вскакивая на ноги, сказал Тобин.

Аркониэль поднял брови.

— Это я заметил. Только знаешь, Тобин, вельможе нужно кое-что еще, кроме владения оружием. Ты должен понимать мир, в котором живешь, и происходящие в нем события…

— Да, учитель Аркониэль. А теперь можно мне идти?

Раздался привычный вздох.

— Можно.

Аркониэль следил, как мальчик поспешно спускается с крыши. Он сомневался, что Тобин слышал хотя бы половину урока: что-то в башне все время его отвлекало, он постоянно оглядывался на нее, когда думал, что Аркониэль на него не смотрит.

Волшебник поднялся и посмотрел на башню. Вид этих закрытых ставней всегда заставлял его ежиться. Он намеревался, когда князь вернется, получить у него разрешение осмотреть комнату в башне. Может быть, если он получит возможность постоять там, вдохнуть воздух, коснуться предметов, которых касалась Ариани, он сможет уловить следы того, что там когда-то случилось. В те немногие разы, когда Аркониэль заговаривал о событиях того дня, Тобин умолкал, лицо его становилось пустым, и это очень беспокоило волшебника.

Аркониэль отметал глупые разговоры Нари о том, что Тобин был одержим или каким-то образом оказался виноват в падении Ариани. Однако чем дольше Аркониэль жил в замке, тем более остро чувствовал он всепроникающее присутствие мертвого ребенка. Он ощущал исходящий от него холод. И еще он, как и Нари, слышал, что Тобин шепотом обращается к призраку, волшебник часто гадал, какого рода ответ в таких случаях получает мальчик.

Что было бы, если в тот день Тобин упал из окна башни? На мгновение Аркониэлю показалось, что из-за закрытых ставней за ним следят двое детей, единые в смерти, как они должны были бы быть едины в жизни.

— Я тут рассудка лишусь, — пробормотал Аркониэль, раскидывая для птиц горошины.

В надежде развеяться он отправился во двор и стал наблюдать, как Тобин упражняется под руководством Фарина. Да, этот воин знал, как учить мальчика.

Оба сражающихся улыбались, наступая и отступая, размахивая своими деревянными мечами. Какие бы высокие требования ни предъявлял к Тобину Фарин, мальчик из кожи вон лез, чтобы угодить наставнику, которого обожал так откровенно, что Аркониэлю оставалось только завидовать. Тобин надел видавшую лучшие времена кожаную тунику и завязал волосы на затылке — получилась миниатюрная темноволосая копия белокожего Фарина. Аркониэль давно примирился с тем, что эти уроки в отличие от его собственных полностью захватывали мальчика. Он ведь никогда не собирался становиться учителем и теперь признавался себе в том, что не очень преуспевает на этом поприще.

Одной из проблем было сохраняющееся недоверие к нему Тобина. Аркониэль чувствовал его с самого начала, и изменений к лучшему не происходило. Волшебник не сомневался, что какую-то роль в этом играет демон. Дух мертвого ребенка помнил обстоятельства своей смерти, не рассказал ли он о них Тобину? Нари так не думала, но Аркониэль не сомневался, что демон с самого начала настроил Тобина против него.

Несмотря на все эти осложнения, Аркониэль все больше привязывался к ребенку. Тобин был умен и восприимчив, когда того желал, и со всеми, кроме Аркониэля, сердечен и благовоспитан.

В последнее время, впрочем, возникло новое обстоятельство, привлекшее внимание Аркониэля и наполнившее его смесью удивления и опасений. Было несколько случаев, когда мальчик обнаружил что-то вроде ясновидения. Неделю назад Тобин заявил, что вот-вот придет письмо от его отца, целый день ждал у ворот и дождался: появился гонец с сообщением от князя — тот писал, что не сможет прибыть в замок ко дню рождения Тобина.

Еще более странное происшествие случилось несколько ночей назад: Тобин с отчаянным криком разбудил Нари и Фарина, умоляя их немедленно отправиться в лес, чтобы найти там лису со сломанной спиной. Взрослые пытались убедить мальчика, что ему всего лишь приснился яркий сон, но Тобин пришел в такое волнение, что Фарин в конце концов взял фонарь и отправился на поиски. Через час он вернулся, неся мертвую лисицу. Фарин клялся, что зверька он нашел слишком далеко от замка для того, чтобы Тобин мог слышать его визг. Когда Тобина спросили, откуда он узнал про лису, мальчик только пробормотал, что ему сказал об этом демон.

Этим утром у Тобина был такой смущенный вид, что Аркониэль предположил: что-то подобное опять произошло. Должно быть, поэтому мальчик так вертелся и был так рассеян во время урока.

Хотя ясновидение в будущей властительнице было, несомненно, ценным даром, Аркониэль забеспокоился: что, если это первые проявления дарования волшебницы? Захочет ли народ повиноваться царице, которая, при всем своем могуществе, не сможет родить наследницу?

Оставив Тобина и Фарина продолжать упражнения в фехтовании, Аркониэль пересек мост и углубился в лес. Как только замок скрылся за деревьями, настроение его улучшилось. Бодрящий осенний воздух словно омыл его, развеяв тягостную атмосферу, окружавшую Аркониэля последний месяц, и он неожиданно порадовался тому, что вырвался из странного жилища с его преследуемыми демоном обитателями. Никакой ремонт и свежая краска не могли замаскировать внутренней гнили.