Вторым кораблём был огромный испанский галион «Милагроса»,на борту которого плавал мстительный дон Мигель. Вспомогательный фрегат«Гидальго» скрывался в засаде у юго-западных берегов острова Гаити.

Третьим, и последним из кораблей, которые нас сейчасинтересуют, был английский военный корабль, стоявший в упомянутый мною день наякоре во французском порту Сен-Никола, на северо-западном берегу Гаити. Онследовал из Плимута на Ямайку и вёз очень важного пассажира — лордаДжулиана Уэйда. Лорд Сэндерленд, родственник лорда Уэйда, дал ему довольноответственное и деликатное поручение, прямо вытекающее из неприятностейпереписки между Англией и Испанией.

Французское правительство, так же как и английское, быловесьма раздражено действиями корсаров, ухудшавшими и без того натянутыеотношения с Испанией. Тщетно пытаясь положить конец их операциям, правительстватребовали от губернаторов своих колоний максимальной суровости к пиратам.Однако губернаторы, подобно губернатору Тортуги, наживались на своих тайныхсделках с корсарами или же, подобно губернатору французской части Гаити,полагали, что пиратов следует не истреблять, а поощрять, так как они играютроль сдерживающей силы против мощи и алчности Испании. Поэтому губернаторы, несговариваясь друг с другом, опасались применять какие-либо решительные меры,которые могли бы заставить корсаров перенести свою деятельность в новые районы.

Министр иностранных дел Англии лорд Сэндерленд, стремясьбыстрее выполнить настойчивое требование короля Якова во что бы то ни сталоумиротворить Испанию, посол которой неоднократно изъявлял крайнее недовольствосвоего правительства, назначил губернатором Ямайки решительного человека. Этимрешительным человеком был самый влиятельный плантатор Барбадоса —полковник Бишоп.

Полковник принял назначение на пост губернатора с особымрвением, которое объяснялось тем, что он жаждал поскорее свести личные счёты сПитером Бладом.

Оставив свои плантации, явившиеся источником его огромныхбогатств, Бишоп сразу же после прибытия на Ямайку дал почувствовать корсарам,что он не намерен с ними якшаться. Многим из них пришлось туговато. Лишь одинкорсар, бывший раб бывшего плантатора, не давался в руки Бишопа и всегдаускользал от него. Бесстрашно он продолжал тревожить испанцев на воде и насуше. Его смелые набеги и налёты никак не улучшали натянутых отношений междуАнглией и Испанией, а это было особенно нежелательно в те годы, когда мир вЕвропе сохранялся с таким трудом.

Доведённый до бешенства не только день ото дня копившимся внём раздражением, но и бесконечными выговорами из Лондона за неумениесправиться с капитаном Бладом, полковник Бишоп начал всерьёз подумывать озахвате своего противника непосредственно на Тортуге. К счастью для себя, онотказался от этой безумной затеи: его остановили не только мощные природныеукрепления острова, но и важные соображения о том, что затея очистить Тортугуот корсаров может быть расценена Францией как разбойничий налёт и тяжкоеоскорбление дружественного государства. И всё же полковнику Бишопу казалось,что если не принять каких-то решительных мер, то тогда вообще ничего неизменится. Эти мысли он и выложил в письме министру иностранных дел.

Это письмо, по существу правильно излагавшее истинноеположение дел, привело лорда Сэндерленда в отчаяние. Он понимал, что такуюнеприятную проблему немыслимо решить обычными средствами и что в таком деле необойдёшься без применения средств чрезвычайных. Он вспомнил о Моргане, которыйпри Карле II был привлечён на королевскую службу, и подумал, что такой жеметод лестного для пирата решения вопроса мог бы оказаться полезным и поотношению к капитану Бладу. Его светлость учёл, что противозаконнуюдеятельность Блада вполне можно объяснить не его врождёнными дурныминаклонностями, а лишь абсолютной необходимостью, что он был вынужден занятьсякорсарством лишь в силу обстоятельств, связанных с его появлением на Барбадосе,и что сейчас Блад может обрадоваться, получив возможность отказаться отнебезопасного занятия.

Действуя в соответствии с этим выводом, Сэндерленд и послална остров Ямайку своего родственника лорда Джулиана Уэйда, снабдив егонесколькими до конца заполненными, за исключением фамилий, офицерскимипатентами. Министр дал ему чёткие указания, какой линии поведения он долженпридерживаться, но вместе с тем предоставил полную свободу действий привыполнении этих указаний. Прожжённый интриган и хитрый политик, Сэндерлендпосоветовал своему родственнику, в случае, если Блад окажется несговорчивым илиУэйд по каким-либо причинам сочтёт нецелесообразным брать его на королевскуюслужбу, заняться его офицерами и, соблазнив их, настолько ослабить Блада, чтобыон стал лёгкой жертвой полковника Бишопа.

«Ройял Мэри», корабль, на котором путешествовал этот сноснообразованный, слегка распущенный и безукоризненно элегантный посол лордаСэндерленда, благополучно добрался до Сен-Никола — своей последней стоянкиперед Ямайкой. Ещё в Лондоне было решено, что лорд Джулиан явится сначала кгубернатору в Порт-Ройял, а оттуда уже отправится для свидания с прославленнымпиратом на Тортугу. Но ещё до знакомства с губернатором лорду Джулианупосчастливилось познакомиться с его племянницей, гостившей в Сен-Никола у своихродственников, пережидая здесь совершенно нестерпимую в этот период года жаруна Ямайке. Пробыв здесь несколько месяцев, она возвращалась домой, и просьбапредоставить ей место на борту «Ройял Мэри» была сразу же удовлетворена.

Лорд Джулиан обрадовался её появлению на корабле. До сих порпутешествие было просто очень интересным, а сейчас приобретало даже некоторуюпикантность. Дело в том, что его светлость принадлежал к тем галантнымкавалерам, для которых существование, не украшенное присутствием женщины, былопросто жалким и бессмысленным прозябанием.

Мисс Арабелла Бишоп, прямая, искренняя, без малейшегожеманства и с почти мальчишеской свободой движений, конечно, не была тойдевушкой, на которой в лондонском свете остановились бы глаза разборчивоголорда Уэйда, молодого человека лет двадцати восьми, выше среднего роста, ноказавшегося более высоким из-за своей худощавости. Длинное, бледное лицо егосветлости с чувственным ртом и тонкими чертами, обрамлённое локонамизолотистого парика, и светло-голубые глаза придавали ему какое-то мечтательноеили, точнее, меланхолическое выражение. Его изощрённый и тщательнотренированный в таких вопросах вкус направлял его внимание к инымдевушкам — томным, беспомощным, но женственным. Очарование мисс Бишоп былобесспорным. Однако оценить его мог только человек с добрым сердцем и острымумом, а лорд Джулиан хотя совсем не был мужланом, но вместе с тем и не обладалдолжной деликатностью. Говоря так, я вовсе не хочу, чтобы всё это было понято,как какой-то намёк, компрометирующий его светлость.