— Они будут ждать наступления темноты, — высказалсвоё предположение его племянник, дрожавший от возбуждения.

Дон Мигель, улыбаясь, взглянул на него:

— А что им даст темнота в этом узком проливе под дуламимоих пушек? Будь спокоен, Эстебан, сегодня ночью мы отомстим за твоего отца имоего брата.

Он прильнул к окуляру подзорной трубы и не поверил своимглазам, увидев, что пироги, шедшие на буксире за пиратскими кораблями, былиподтянуты к бортам. Он не мог понять этого манёвра, но следующий манёвр удивилего ещё больше: побыв некоторое время у противоположных бортов кораблей, пирогиодна за другой уже с вооружёнными людьми появились снова и, обойдя суда,направились в сторону острова. Лодки шли по направлению к густым кустарникам,сплошь покрывавшим берег и вплотную подходившим к воде. Адмирал, широко раскрывглаза, следил за лодками до тех пор, пока они не скрылись в прибрежнойрастительности.

— Что означает эта чертовщина? — спросил он своихофицеров.

Никто ему не мог ответить, все они в так??м же недоуменииглядели вдаль. Минуты через две или три Эстебан, не сводивший глаз с воднойповерхности, дёрнул адмирала за рукав и, протянув руку, закричал:

— Вот они, дядя!

Там, куда он указывал, действительно показались пироги. Онишли обратно к кораблям. Однако сейчас в лодках, кроме гребцов, никого не было.Все вооружённые люди остались на берегу.

Пироги подошли к кораблям и снова отвезли на Лас Паломасновую партию вооружённых людей. Один из испанских офицеров высказал наконецсвоё предположение:

— Они хотят атаковать нас с суши и, конечно, попытаютсяштурмовать форт.

— Правильно, — улыбнулся адмирал. — Я ужеугадал их намерения. Если боги хотят кого-нибудь наказать, то прежде всего онилишают его разума.

— Может быть, мы сделаем вылазку? — возбуждённо сказалЭстебан.

— Вылазку? Через эти заросли? Чтобы нас перестреляли?Нет, нет, мы будем ожидать их атаки здесь. И как только они нападут, мы тут жеих уничтожим. Можете в этом не сомневаться.

Однако к вечеру адмирал был уже не так уверен в себе. За этовремя пироги шесть раз доставили людей на берег и, как ясно видел в подзорнуютрубу дон Мигель, перевезли по меньшей мере двенадцать пушек.

Он уже больше не улыбался и, повернувшись к своим офицерам,не то с раздражением, не то с беспокойством заметил:

— Какой болван говорил мне, что корсаров не большетрёхсот человек? Они уже высадили на берег по меньшей мере вдвое больше людей.

Адмирал был изумлён, но изумление его значительноувеличилось бы, если бы ему сказали, что на берегу острова Лас Паломас нет ниодного корсара и ни одной пушки. Дон Мигель не мог догадаться, что пирогивозили одних и тех же людей: при поездке на берег они сидели и стояли в лодках,а при возвращении на корабли лежали на дне лодок, и поэтому со стороныказалось, что в лодках нет никого.

Возрастающий страх испанской солдатни перед неизбежнойкровавой схваткой начал передаваться и адмиралу.

Испанцы боялись ночной атаки, так как им уже стало известно,что у этого кошмарного капитана Блада оказалось вдвое больше сил, нежели былопрежде.

И в сумерках испанцы наконец сделали то, на что такрассчитывал капитан Блад: они приняли именно те самые меры для отражения атакис суши, подготовка к которой была столь основательно симулирована пиратами.Испанцы работали как проклятые, перетаскивая громоздкие пушки, установленныетак, чтобы полностью простреливать узкий проход к морю.

Со стонами и криками, обливаясь потом, подстёгиваемыегрозной бранью и плётками своих офицеров, в лихорадочной спешке и паникеперетаскивали они через всю территорию форта на сторону, обращённую к суше,свои тяжёлые пушки. Их нужно было установить заново. Чтобы подготовиться котражению атаки, которая могла начаться в любую минуту.

И когда наступила ночь, испанцы были уже более или менееподготовлены к отражению атаки. Они стояли у своих пушек, смертельно страшасьпредстоящего штурма. Безрассудная храбрость сумасшедших дьяволов капитана Блададавно уже стала поговоркой на морях Мэйна…

Но, пока они ждали нападения, эскадра корсаров подприкрытием ночи, воспользовавшись отливом, тихо подняла якоря. Нащупывая путьпромерами глубин, четыре неосвещённых корабля направились к узкому проходу вморе. Капитан Блад приказал спустить все паруса, кроме бушпритных, которыеобеспечивали движение кораблей и были выкрашены в чёрный цвет.

Впереди борт о борт шли «Элизабет» и «Инфанта». Когда онипочти поравнялись с фортом, испанцы, целиком поглощённые наблюдениями запротивоположной стороной, заметили в темноте неясные очертания кораблей иуслышали тихий плеск рассекаемых волн и журчание кильватерных струй. И тут вночном воздухе раздался такой взрыв бессильной человеческой ярости, какого,вероятно, не слышали со дня вавилонского столпотворения[63].

Чтобы умножить замешательство среди испанцев, «Элизабет» вту минуту, когда быстрый отлив проносил её мимо, произвела по форту залп извсех своих пушек левого борта.

Тут только адмирал понял, что его одурачили и что птичкаблагополучно улетает из клетки, хотя он ещё не мог сообразить, как этопроизошло. В неистовом гневе дон Мигель приказал перенести на старые местатолько что и с таким трудом снятые оттуда пушки. Он погнал канониров на теслабенькие батареи, которые из всего его мощного, но пока бесполезного вооруженияодни охраняли проход в море. Потеряв ещё несколько драгоценных минут, этибатареи наконец открыли огонь.

В ответ прогремел ужасающей силы бортовой залп «Арабеллы»,поднимавшей все свои паруса. Взбешённые испанцы на мгновение увидели её красныйкорпус, освещённый огромной вспышкой огня. Скрип фалов[64]утонул в грохоте залпа, и «Арабелла» исчезла, как призрак.

Скрывшись в благоприятствующую им темноту, куда беспорядочнои наугад стреляли мелкокалиберные испанские пушки, уходящие корабли, чтобы невыдать своего местоположения растерявшимся и одураченным испанцам, не произвелибольше ни одного выстрела.