Дон Франциско чуть побледнел, но всё же снова покачалголовой:

— Так делали Морган, Л'Оллонэ и другие пираты, но такне может поступить капитан Блад. Если бы я не знал этого, то не сделал бы вамтакого предложения.

— Ах, старый плут! — рассмеялся Питер Блад. —Вы пытаетесь сыграть на моём великодушии, не так ли?

— На вашей чести, капитан!

— На чести пирата? Нет, вы определённо сошли с ума!

Однако дон Франциско продолжал настаивать:

— Я верю в честь капитана Блада. О вас известно, что вывоюете, как джентльмен.

Капитан Блад снова засмеялся, но на сей раз его смех звучализдевательски, и это вызвало у дона Франциско опасение за благоприятный исходих беседы. Ему в голову не могло прийти, что Блад издевается над самим собой.

— Хорошо, — сказал капитан. — Пусть будеттак, дон Франциско. Я дам вам три дня, которые вы просите.

Дон Франциско, освобождённый из-под стражи, отправилсявыполнять своё обязательство, а капитан Блад продолжал размышлять о том, чторепутация рыцаря в той мере, в какой она совместима с деятельностью пирата, всёже может иногда оказаться полезной.

К исходу третьего дня вице-губернатор вернулся в Маракайбо смулами, нагружёнными деньгами и слитками драгоценных металлов. Позади шло стадов сто голов скота, которых гнали рабы-негры.

Скот был передан пиратам, ранее занимавшимся охотой иумевшим заготовлять мясо впрок. Большую часть недели они провели на берегу заразделкой туш и засолом мяса.

Пока шла эта работа и производился ремонт кораблей, капитанБлад неустанно размышлял над задачей, от решения которой зависела егодальнейшая судьба. Разведчики-индейцы сообщили ему, что испанцам удалось снятьс «Сальвадора» тридцать пушек и таким образом увеличить и без того мощнуюартиллерию форта ещё на одну батарею. В конце концов Блад, надеясь, чтовдохновение осенит его на месте, решил провести разведку самолично. Рискуяжизнью, он под покровом ночи с двумя индейцами, ненавидевшими жестокихиспанцев, перебрался в каноэ на остров и, спрятавшись в низком кустарнике,покрывавшем берег, пролежал там до рассвета. Затем уже в одиночку Бладотправился исследовать остров и подобрался к форту значительно ближе, чем этопозволяла осторожность.

Но он пренебрёг осторожностью, чтобы проверить возникшее унего подозрение.

Возвышенность, на которую Блад взобрался ползком, находиласьпримерно на расстоянии мили от форта. Отсюда всё внутреннее расположениекрепости открывалось как на ладони. С помощью подзорной трубы он смог убедитьсяв основательности своих подозрений; да, вся артиллерия форта была обращена всторону моря.

Довольный разведкой, он вернулся в Маракайбо и внёс нарассмотрение Питта, Хагторпа, Ибервиля, Волверстона, Дайка и Огла предложение оштурме форта с берега, обращённого в сторону материка. Перебравшись в темнотена остров, они нападут на испанцев внезапно и сделают попытку разгромить их дотого, как они для отражения атаки смогут перебросить свои пушки.

Предложение Блада было холодно встречено всеми офицерами, заисключением Волверстона, который по своему темпераменту относился к типу людей,любящих риск. Хагторп же немедленно выступил против.

— Это очень легкомысленный шаг, Питер, — суровосказал он, качая головой. — Подумал ли ты о том, что мы не сможем подойтинезамеченными к форту на расстояние, откуда можно будет броситься на штурм?Испанцы не только вовремя обнаружат нас, но и успеют перетащить свои пушки. Аесли даже нам удастся подойти к форту незаметно, то мы не сможем взять с собойнаши пушки и должны будем рассчитывать только на лёгкое оружие. Неужели тыдопускаешь, что три сотни смельчаков — а их осталось столько последезертирства Каузака — могут атаковать превосходящего вдвое противника,сидящего в укрытии?

Другие — Дайк, Огл, Ибервиль и даже Питт — шумносогласились с Хагторпом. Блад внимательно выслушал все возражения и попыталсядоказать, что он учёл все возможности, взвесил весь риск…

И вдруг Блад умолк на полуслове, задумался на мгновение,затем в глазах его загорелось вдохновение. Опустив голову, он некоторое времячто-то взвешивал, бормоча то «да», то «нет», а потом, смело взглянув в лицосвоим офицерам, сказал громко:

— Слушайте! Вы, конечно, правы — риск очень велик.Но я придумал выход. Атака, затеваемая нами, будет ложной. Вот план, который япредлагаю вам обсудить!

Блад говорил быстро, отчётливо, и, по мере того как онизлагал своё предложение, лица его офицеров светлели. Когда же он кончил своюкраткую речь, все в один голос закричали, что они спасены.

— Ну, это ещё нужно доказать, — сказал он.

Они решили выйти из Маракайбо утром следующего дня, так какещё накануне всё уже было готово к отплытию и корсаров ничто больше незадерживало.

Уверенный в успехе своего плана, капитан Блад приказалосвободить заложников и даже пленных негров-рабов, которых все считали законнойдобычей. Единственная предосторожность по отношению к освобождённым пленнымзаключалась в том, что всех их поместили в большой каменной церкви и заперлитам на замок. Освободить пленных должны были уже сами горожане после своеговозвращения в город.

Погрузив в трюмы все захваченные ценности, корсары поднялиякорь и двинулись к выходу в море. На буксире у каждого корабля было по трипироги.

Адмирал, заметив паруса пиратских кораблей, блиставшие вярких лучах полуденного солнца, с удовлетворением потирал длинные сухие руки излорадно хихикал.

— Наконец-то! — радостно приговаривал он. —Сам бог доставляет их прямо в мои руки. Рано или поздно, но так должно былослучиться. Ну, скажите, господа, — обратился он к офицерам, стоявшимпозади него, разве не подтвердилось моё предположение? Итак, сегодня конец всемпакостям, которые причинял подданным его католического величества короляИспании этот негодяй дон Педро Сангре, как он мне однажды представился.

Тут же были отданы необходимые распоряжения, и вскоре фортпревратился в оживлённый улей. У пушек выстроилась прислуга, в руках уканониров тлели фитили, но корсарская эскадра, идя на Лас Паломас, почему-тостала заметно отклоняться к западу. Испанцы в недоумении наблюдали за страннымиманёврами пиратских кораблей.

Примерно в полутора милях от форта и в полумиле от берега,то есть там, где начиналось мелководье, все четыре корабля стали на якорь какраз в пределах видимости испанцев, но вне пределов досягаемости их самыхдальнобойных пушек.

Адмирал торжествующе захохотал:

— Ага! Эти английские собаки колеблются! Клянусь богом,у них есть для этого все основания!