И в этот момент в библиотеку ворвалась сестра-хозяйка:

– Лена! Вот ты где! Клара просит тебя к телефону.

Подруги обменялись взглядами, и Оливия сказала:

– Я подожду, а ты беги.

В офисе администрации минутой позже Лена схватила телефон и поднесла его к уху:

– У аппарата.

– Лена? – взволнованно заговорила Клара. – Фитц сделал мне предложение. Я выхожу замуж!

Глава двадцать девятая

Июль 1943, Терезиенштадт, Чехословакия

– Убери ноги от моего лица! – рявкнул Василий на Наталью. Он дернул левой рукой, и Наталья вскрикнула, теряя баланс. Василий поймал ее и неловко опустил на землю. Наталья отмахнулась от старшего брата, поднялась на ноги и, уперев руки в бока, начала сердито ворчать.

– Что с тобой не так? – Она драматично размахивала руками перед лицом брата. Наталья выглядела хрупкой и нежной, однако не казалась Александру привлекательной. Раздумывая, почему это так, он решил, что все из-за ее вечно кислого выражения лица.

– Ты мне обзор закрыла!

– Ты неуклюжий, вот и все!

Такие ссоры у них обычно затягивались. Вскоре они переключатся на русский, который Александр не понимал. Но даже не зная их языка, ему было ясно, что большую часть времени они ругаются. Александр сел на свой деревянный стул. Они репетировали вот уже два часа, и его терпение истощилось. Тело ныло от непомерной для такого возраста нагрузки. До истечения контракта оставалось два месяца, а это означало, что вскоре все наладится. Но общее настроение изменилось в худшую сторону с приходом нового коменданта лагеря Антона Бургера. Этот выходец из Австрии оказался еще более жестоким и беспощадным, чем его предшественник. Он был выше метра восьмидесяти, но внушал страх не только своей фигурой, но и манерой говорить с обитателями городка. По его приказу все наказания были заменены на более жестокие. Ходили слухи, что Антон лично убивал провинившихся. Александр даже не подозревал, что условия, в которых они живут, могут стать еще хуже, однако жизнь быстро показала, что и такое возможно.

После назначения Бургера закрыли один из самых больших бараков, а это означало, что сотни людей переведут в другие и так переполненные корпуса. Тифом и туберкулезом стали болеть все чаще, а о гигиене в лагере вообще забыли. Вскоре уже привычного к длинному рабочему дню Александра будто бы еще раз проверили на прочность: подъем перенесли на шесть, а на работу нужно было явиться к семи. После окончания дня никому нельзя было покидать рабочее место, пока охрана не принимала работу. И если хоть мелочь не устраивала их, то все отделение было вынуждено работать, пока недочет не будет исправлен и принят.

Закрыв глаза, Александр представлял себя где угодно, но не здесь. Где-нибудь там, где чисто, где есть свобода. Мечты о чистоте и свободе занимали все его помыслы. Он чувствовал, что последние восемь месяцев будто ходит по кругу, ожидая и надеясь на что-то, надеясь и ожидая.

Александр услышал за спиной ворчание и бормотание: это Аттила в очередной раз пришел, чтобы поспорить с Тео. Двум иллюзионистам поручили сделать финальный номер летнего представления, и Атилла не мог смириться с тем, что завершать представление будет не он, а потому не пропускал ни одной репетиции, все еще надеясь, что его могут поставить последним. Александр наблюдал за тем, как гимнаст подошел к Тео, который раскладывал свои вещи.

– Опять последний? – угрюмо бросил он. Он ткнул Тео пальцем в грудь. Александр не мог винить Аттилу за его необузданную ненависть к немцам, однако его озлобленность на иллюзионистов в последние две недели совершенно мешала работать с ним. Общаться с ним каждый день становилось все невыносимее из-за бесконечных жалоб. Ему не нравились еда, их номера, матрацы.

Александр с Тео пытались дипломатично и мягко объяснять ему, почему выступления были распределены именно так. Александру иногда казалось, что их словесные пикировки похожи на игру в теннис: Тео подавал мягко, а Аттила возвращал острые крученые удары. Юный иллюзионист не понимал, почему Тео вообще тратит время на эти объяснения. Он никогда не побеждал, а единственным способом закончить спор было признать свою неправоту. Разумеется, Аттила матерился на венгерском (за время жизни в лагере Александр научился матерным словам на пяти восточноевропейских языках), угрожающе плевал в пол и уходил со сцены. Обычная картина.

Александр наблюдал за появляющимися на летнем ночном небе созвездиями. Обдумывая все, что происходит с ними, он опасался того, что когда истечет срок контракта, никто их все равно не освободит. Охрана стала еще тщательнее следить за ними, жилищные условия лишь ухудшались, жителей стали избивать в открытую, и рабочий день удлинялся. Но последней каплей для Александра стало то, что Фредди, паренек, позвавший Александра в футбольную лигу городка, не появился сперва на одной игре, затем на другой. Прошла неделя, и Александр явился в администрацию спросить, где же его товарищ. Те пожали плечами и сказали, что он ушел. Они явно лгали. Договориться с ними было нельзя. Получалось, что Александр с Тео попали в западню.

* * *

– Александр?

Он открыл глаза и увидел, как Лика с улыбкой смотрит на него. Дважды моргнув, он поднял голову и огляделся. Должно быть, Александр задремал. Тео уже собирал инвентарь, а остальные участники выступления расходились.

– Прости, я замечтался о том, каково это – принимать ванну, – ответил он, а Лика пристроилась на соседнем стуле, затолкав под него чехол со скрипкой. – Как прошла репетиция?

– Нормально. Новая виолончелистка хорошо знает свое дело, и мы скоро сыграемся, – ответила Лика.

Они говорили, а Александр глядел на нее: когда-то у нее была густая копна пшеничных волос, теперь же волосы свалялись, а на лицо свисали грязные пряди. Ее кожа высохла и пошла пятнами, лишившись былого блеска. Глаза потускнели, хотя временами в них все еще вспыхивал огонек. За пять месяцев Александр с Ликой сдружились, объединенные ужасами этого места.

– Кстати! – Александр огляделся. – У меня для тебя кое-что есть. – Он порылся в порванной сумке, где хранил все для выступлений, и достал оттуда розу, которую сам вырезал из дерева и подвесил на бечевку, чтобы можно было носить на шее. Александр передал украшение Лике:

– Вот, с днем рождения!

Лицо Лики просияло, когда она взяла в руки подарок.

– Александр! – вскрикнула она. – Ты запомнил!

В следующую секунду она завязала украшение вокруг шеи. Александр лишь скромно пожал плечами, от смущения сжимая в пальцах рваный рукав своей кофты.

– Она просто потрясающая! – восхитилась Лика, ощупывая лепестки розы. – Спасибо тебе. – Она наклонилась, чтобы поцеловать Александра в щеку, потом взяла скрипку и пошла к себе в комнату.

Александру стало