– Он говорит, что оценит самочувствие, – сказал Каталин.

– Спасибо. Спасибо, – залебезил я перед футболистом. – Прости, что потревожил.

Похоже, успешный исход пари требовал базовых навыков подхалимажа, а не сильной подачи и четких ударов с отскока.

Я вернулся в угловое кресло в холле с некоторым беспокойством. От этого никуда не деться. Если Рогачев болен, то Рогачев болен. Никаких споров на эту тему и быть не могло. Я корил себя за то, что ввязался в спор, исход которого зависел от того, хорошо или плохо себя чувствует двадцатилетний малый. Я ощущал себя человеком, который несет вазу, настолько хрупкую, что она может расколоться в руках в любой миг.

Когда Каталин объяснил, что в целом настроение Рогачева не улучшилось и что Иван, черт его дери, Непробиваемый оправдывает свое имя, я признал, что, наверное, об игре можно забыть. Но Тревор был иного мнения.

– Предоставь это мне, – произнес он и ушел в сторону парковки.

Через пять минут он вернулся.

– Все улажено, – сказал он. – Водитель Мик остановит автобус на местном корте, и мы все сможем выйти и посмотреть ваш матч. Мы сделаем его частью экскурсии.

– А если Рогачев все еще плохо себя чувствует? – спросил я.

– Да не может ему быть так уж плохо. Вчера вечером он участвовал в международном матче. Когда мы объявим об игре в присутствии его товарищей, уверен, он согласится.

– А как же Иван? – спросил Каталин.

– Обойдемся с Иваном пожестче. Три других начальника разрешили, так что пошел он.

Мне несказанно повезло, что Тревор Ирскин столь решительно настроился мне помочь провести матч с Рогачевым. Будто успешное проведение этой игры станет маленьким личным триумфом над молдавской бюрократией, которая успела за два дня его достать. Я был не против. Его настрой оказался кстати. Очень кстати.

Когда Мик свернул на обочину и припарковался рядом с теннисным кортом, я встал и сделал то, что посоветовал мне Тревор.

– А теперь мы собираемся сделать небольшой перерыв в экскурсии, – объявил я, помахав в воздухе двумя теннисными ракетками, – и провернем одно очень важное дело. Я собираюсь сыграть с Сергеем Рогачевым в теннис!

Его друзья по команде, которые, предположительно, поняли только два слова – «теннис» и «Рогачев», – ответили на мои слова радостными криками. Я прошел вперед и вручил Рогачеву ракетку. Футболист, оказавшийся в центре внимания, после реакции коллег охотно согласился. Впереди я услышал зычный голос Тревора.

– Ну же, ребята, пошли! – позвал он, размахивая руками и жестом вызывая игроков из автобуса.

Невероятно, но все подчинились. Точнее, все, кроме Ивана. Он сидел с каменным лицом, пока его земляки с поразительным послушанием цепочкой выходили из автобуса. Мы с Тревором улыбнулись друг другу, наблюдая, как игроки и сопровождающие лица направляются к теннисному корту. Потрясающе. Уверен, это можно назвать истинной дерзостью. Я взглянул на Каталина, который с недоверием качал головой.

– Удивительно – ты сделал это! – сказал он, когда я выбрался из автобуса.

– Еще нет. Мне надо его обыграть, – ответил я.

– Обыграешь.

– Когда-нибудь пользовался этим? – спросил я, вручая ему видеокамеру.

– Да, пару раз.

– Тогда у меня есть для тебя работа.

Каталин в роли главного оператора запечатлел потрясающую картину, как целая ватага футболистов и их руководства выстроилась сбоку теннисного корта, чтобы посмотреть тай-брейк, в котором у одной из сторон определенно не было шансов. Рогачев сразу выздоровел, он был просто на высоте, вышел на корт, гордо держа ракетку над головой и выкрикивая:

– Я чемпион! Я чемпион!

К счастью, чемпионом он не был, а если и был, то чемпионом той разновидности тенниса, где мяч не надо перебрасывать через сетку. Хотя, справедливости ради, надо отметить, что он был одним из лучших молдавских футболистов, с кем я успел сыграть, возможно, вторым после Олега Шишкина, которого я все еще считаю самым талантливым. Но все же это невеликая похвала. Любому прохожему, увидевшему игру Рогачева, захотелось бы сказать:

– Боже, какой ужасный теннисист.

(И не факт, что он выразился бы столь же культурно.)

Я выиграл 11:3. Толпа ликовала, Рогачев улыбался, Тревор потрясал кулаками, а я запрыгал от радости. Сделав это, я испытал огромное чувство облегчения. Я сыграл и победил троих игроков, ради которых приехал сюда, пусть это было непросто. Очень непросто. Теперь испытания позади, и хотя моя благородная миссия еще не завершена, я мог расслабиться и насладиться последними часами своего пребывания в Северной Ирландии.

Мне никогда раньше не доводилось ездить на экскурсию с толпой несовершеннолетних футболистов из Молдовы, и я не без причин уверен, что никогда больше не доведется. Просить об этом я определенно не буду. Ребята довольно приятные, но в таком возрасте они не тянутся к знаниям. В результате на первой остановке у вискикурни Бушмилс они проявили такой же интерес к процессу перегонки виски, как и Иван, черт его дери, Непробиваемый к протягиванию мне руки помощи. Вы не успели бы и глотка сделать, как мы выскочили оттуда.

В Портстюарте предложение Тревора прогуляться по красивому берегу было отвергнуто после голосования, в ходе которого все единогласно высказались против, и вместо этого выстроились для командного снимка, для которого, по какой-то странной причине, пригласили и меня. Стоя в заднем ряду, явно не футболист, не молдаванин и, возможно, не слишком молодой, я задавался вопросом, что скажут обо мне друзья и семьи игроков через несколько лет.

– А кто этот парень? – спросят они, указывая на меня.

– О, это англичанин, который играл в теннис с Сергеем Рогачевым.

– А, понятно.

– А теперь они просто должны захотеть посмотреть на, черт ее дери, тропу Великана, – произнес расстроенный Тревор, который каждый раз слишком близко к сердцу воспринимал отказ на предложенную остановку у достопримечательностей.

Я-то определенно хотел на нее посмотреть, потому что никогда раньше не видел. Во время предыдущих поездок посетить это место либо не было времени, либо мешал тяжелый спутник вроде холодильника. Но сейчас, когда автобус подъезжал все ближе к потрясающему геологическому чуду, к тысячам шестиугольных базальтовых колонн, ведущих от скал к самому морю, нам передали, что Иван не хочет останавливать автобус, потому что, мол, у него на это нет времени. Тревор не мог поверить.

– Говорит, если мы здесь остановимся, – простонал он, вернувшись на свое место рядом со мной, – у них не будет времени на шопинг в Белфасте.

– Может, поэтому он таков, каков есть, – осмелился высказаться я, – он из тех, кто предпочтет, вместо посещения одного из чудес света, поискать новый тренировочный костюм. Не думаю, что он очень сентиментальный человек.