Губы Ноя саркастически искривились.

– Слушай, друг, сделай любезность, уведи ее отсюда, – громко сказал он, перекрывая шум.

– Я разговариваю с тобой! – Карин ткнула его в грудь ногтем того же цвета, что и платье. – Смотри мне в глаза, ублюдок!

Ной изо всех сил сдерживал себя, хотя у него чесались руки свернуть ей шею.

– Иди отсюда.

Карин ткнула его снова, на этот раз достаточно сильно, а когда Ной схватил ее за запястье, возмущенно вскрикнула.

– Держись от меня подальше. Думала, ты разгромишь мой дом, все переломаешь, а я буду молчать? Убирайся к черту, или…

– Или что? – Она откинула волосы, и недовольный Ной увидел в ее глазах не страх, а возбуждение, граничившее со сладострастием. – Снова позвонишь папочке? – Карин повысила голос до крика. Грохот музыки был ей нипочем. Головы всех присутствующих повернулись к ним. – Плевала я на твое барахло! Мне и в голову не пришло бы возвращаться в дом, где со мной так обращались, и ничего другого ты не докажешь. Окажись я там, твоя конура сгорела бы дотла. С тобой в придачу!

– Ты душевнобольная. И не вызываешь у меня ничего, кроме жалости, – сказал он и отпустил ее руку. Тут Карин ударила его, и Ной вскочил, оттолкнув стул. Камень ее кольца задел уголок губы Ноя, и во рту появился соленый привкус. Глаза его опасно потемнели.

– Карин, это тебе даром не пройдет.

– Что здесь происходит?

Ной поднял взгляд на охранника. Плечи у парня были шириной с ущелье, а улыбка не предвещала ничего хорошего. Не успел он открыть рот, как Карин устремилась к верзиле, прижалась к его мощной груди и начала моргать, пока глаза не наполнились слезами.

– Он приставал ко мне. Схватил за руку и не отпускал.

– О, ради бога…

– Наглая ложь! – крикнул Майк, бросившийся на помощь к другу. – Она сама набросилась на него. Эта чокнутая неделю назад разгромила его дом.

– Я не знаю, о чем они говорят. – По лицу Карин ручьем лились слезы. – Он сделал мне больно, – пролепетала она вышибале.

К ним подошла брюнетка со смеющимися глазами.

– Я видела, что случилось, – сказала она, слегка растягивая слова на южный манер. – Я сидела совсем рядом. – Девушка показала рукой на столик и понизила голос: – Этот парень сидел, пил пиво и о чем-то думал. А она подошла, нагнулась к самому лицу, начала тыкать в него пальцем и кричать. А потом ударила.

Карин завизжала от возмущения и попыталась броситься на брюнетку, но тщетно. Вышибала успел обхватить ее за талию и потащил к выходу. Выдворение наделало немало шума: Карин брыкалась и вопила.

– Спасибо, – сказал Ной, вытирая рот тыльной стороной ладони.

– Не за что. – Улыбка у брюнетки была вполне дружеской.

– Сядь и успокойся. Я принесу тебе еще кружечку. – Майк суетился вокруг него, как мать. – Слушай, эта стерва совсем взбесилась. Сейчас я схожу за пивом, а заодно попрошу кусочек льда.

– Ваш друг очень славный. – Девушка протянула Ною руку. – Меня зовут Дори.

– Ной.

– Да, Майк уже сказал. Ему понравилась моя подружка. – Она показала рукой на столик, за которым сидела растерянная и огорченная блондинка. – А он ей. Может быть, перейдете к нам?

У нее были нежный голос, кожа под стать голосу, умные глаза и добрая улыбка. Но усталому Ною было не до флирта.

– Спасибо за предложение, но мне лучше уйти. Пойду домой, приму душ и подумаю, не податься ли мне в монастырь.

Она засмеялась, посмотрела на Ноя с сочувствием и коснулась губами его щеки.

– Не торопитесь. Лет через десять-двадцать вы вспомните об этой мелочи и улыбнетесь.

– Да, наверно. Еще раз спасибо. Пожалуйста, скажите Майку, что я ему позвоню.

– Конечно, скажу. – Брюнетка с сожалением смотрела ему вслед.

Он заблудился в лесу, среди высоких деревьев с огромными зелеными кронами, освещенными солнцем. Вокруг стояла тишина, такая тишина, что он слышал дуновение ветра. Он не мог найти дороги в зарослях ползучих лоз, древесных колонн, стоявших, как древняя крепостная стена.

Он что-то искал… нет, кого-то. Нужно было торопиться, но, куда бы он ни пошел, всюду царил зеленый полумрак. Он слышал слабое журчание ручья, вздохи ветра, барабанную дробь пульсировавшей в висках крови.

И тихий шепот, звавший его по имени. «Ной… Ной…»

– Ной!

Он стремительно сел, сжав кулаки, слепо моргая и чувствуя сумасшедший стук сердца.

– Обычно ты просыпался с улыбкой.

– Что? Что? – Он протер глаза, и сон постепенно ушел. – Мама? – Ной снова лег и зарылся лицом в подушку. – О черт! В следующий раз ты разбудишь меня, огрев дубиной по башке…

– Ну, я не ожидала застать тебя в постели в одиннадцать часов утра. – Селия села на край кровати и тряхнула принесенную с собой корзину для хлеба. – Я купила сладкое.

Пульс слегка успокоился. Ной открыл один глаз и подозрительно посмотрел на корзину.

– Наверняка какая-нибудь дрянь из плодов рожкового дерева…

Она тяжело вздохнула.

– Все мои труды понапрасну. Желудок у тебя по-прежнему отцовский. Нет, это не рожковое дерево. Я принесла своему единственному сыну ядовитый белый сахар и жир.

Подозрения не рассеялись, но в Ное проснулось жгучее любопытство.

– А что мне придется за это сделать?

Селия наклонилась и поцеловала его в макушку.

– Встать с постели.

– А потом?

– Вставай, – повторила она. – Я пойду варить кофе.

Мысль о еде и кофе оказалась настолько заманчивой, что он вскочил и натянул джинсы раньше, чем успел понять, насколько необычен воскресный визит матери, да еще с пирожными.

Он вышел в коридор, поднял глаза к потолку и вернулся за майкой. Мать никогда не позволяла ему есть полуголым. Раз уж так получилось, ему пришлось почистить зубы и плеснуть водой в лицо.

Когда он появился на кухне, в воздухе витал запах кофе.

– Я не думала, что ты у нас такой деловой, – начала Селия. – Поразительно, как быстро ты обставил дом.

– Мне здесь жить. – Он опустился на табуретку. – А эта обстановка, по-моему, очень неплохо смотрится.

– Пожалуй. – Она обвела взглядом простую мебель скандинавского стиля с темно-синей обивкой. – Но тут не чувствуется твоей индивидуальности.

– Просто у меня слишком многое пропало. – Он пожал плечом. – Ничего, со временем все наладится.

– Угу. – Селия умолкла, отвернулась и начала доставать тарелки и кружки, пытаясь не дать воли гневу. При мысли об этой стерве Карин ей хотелось рвать и метать.

– А где отец?