Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Где же еще, как не на баскетбольной площадке? – Она налила кофе и выложила пирожные на тарелку. Пока Селия открывала холодильник, Ной успел схватить эклер и сунуть его в рот. – Лучше бы ты пользовался соковыжималкой, чем покупал готовое.
Рот Ноя был наполнен баварским кремом, и ответ оказался неразборчивым. Поэтому Селия только покачала головой и налила в стакан апельсиновый сок.
Она прислонилась к буфету и начала следить за жующим сыном. Глаза у него были воспаленные, волосы взлохмачены, а майка порвана на плече. Ах ты, господи…
Ной улыбался и облизывал пальцы, испачканные кремом и шоколадной глазурью. «Мать у нас – прелесть», – думал он, глядя на ее волосы цвета меди и зоркие ярко-голубые глаза.
– Ты чего?
– Да вот, думаю, что ты у нас очень симпатичный.
Он улыбнулся еще шире и потянулся за вторым пирожным.
– А я тоже самое подумал о тебе. Что удался в мамочку. Что она у нас – красотка. И что сейчас у нее что-то на уме.
– Это верно. – Селия обошла стол, села, положила ноги на соседнюю табуретку, взяла кружку с кофе и сделала глоток. – Ной, ты знаешь мое правило: не вмешиваться в твою личную жизнь.
Его улыбка померкла.
– Ага. Я всегда ценил это.
– Вот и хорошо. Поэтому я надеюсь, что ты выслушаешь меня.
– Угу…
Она пропустила этот ответ мимо ушей и поправила волосы, заплетенные в старомодную толстую косу.
– Сегодня утром мне позвонил Майк. И рассказал о том, что случилось вчера вечером.
– На Западе нет большего болтуна, – пробормотал Ной.
– Он заботится о тебе.
– Ничего особенного не случилось. Зачем ему понадобилось обращаться к тебе?
– А разве не он обратился ко мне, когда тебе было двенадцать лет, а один прыщавый малый решил, что ты боксерская груша, и колотил тебя каждый день после школы? – Она подняла бровь. – Он был на три года старше тебя и вдвое тяжелее, но ты не сказал мне ни слова.
Ной хмуро уставился в кружку, но его губы невольно дрогнули.
– Дик Мерц. Ты поехала к нему домой, подошла к его неандертальцу-папаше и вызвала его сына-фашиста на пару раундов.
– Бывают времена, – чопорно сказала Селия, – когда трудно оставаться пацифисткой.
– Я гордился этим всю жизнь, – сказал ей Ной, но тут же стал серьезным. – Ма, но мне больше не двенадцать лет, и я сам могу постоять за себя.
– Но Карин тоже не твоя одноклассница. Оказалось, что она опасна. Вчера вечером она угрожала тебе. О господи, она грозила сжечь дом вместе с тобой!
Майк, идиот…
– Ма, это только разговоры.
– В самом деле? Ты уверен? – Ной открыл рот, но взгляд матери заставил его промолчать. – Я хочу, чтобы ты потребовал ограничить ее дееспособность.
– Ма…
– В данных обстоятельствах полиция имеет на это полное право. Я думаю, этого будет достаточно, чтобы напугать ее и заставить держаться от тебя подальше.
– Не буду я ни о чем просить.
– Почему? – Удивительно, как много искреннего страха может поместиться в одном слове. – Потому что это не по-мужски?
Он наклонил голову.
– О’кей.
– Ох! – Селия с досадой поставила кружку и оттолкнула табуретку. – Это невероятно глупо и близоруко! Тебе нужен щит для задницы!
– Постановление об ограничении дееспособности – такой же щит для моей задницы, как фиговый листок для передницы, – заметил он, глядя на гневно расхаживающую по кухне мать. – Карин быстро потеряет ко мне интерес, если просто не будет меня видеть. Тем скорее она переключится на другого беднягу. Кстати, в ближайшие месяцы мне предстоит немного попутешествовать. Через несколько дней я улечу в Сан-Франциско.
– Остается надеяться, что ты вернешься не к пепелищу, – бросила Селия и шумно выдохнула. – Черт, просто руки чешутся!
Ной улыбнулся и развел руками.
– Ну, поколоти меня.
Она снова вздохнула, подошла и обняла сына.
– Ужасно хочется отдубасить ее. Хватило бы одного хорошего удара.
Он невольно засмеялся и стиснул мать в объятиях.
– Если ты это сделаешь, мне придется носить тебе передачи. Ма, перестань волноваться по пустякам!
– Это моя обязанность. А я отношусь к своим обязанностям очень серьезно. – Она слегка отстранилась и посмотрела на Ноя снизу вверх. Несмотря на пробивавшуюся щетину, сын продолжал оставаться для нее маленьким мальчиком. – Ладно, перейдем ко второму вопросу повестки дня. Я вижу, что у вас с отцом нелады.
– Ма, перестань…
– Не могу, потому что вы самые близкие мне люди. А на моем дне рождения вы держались как пара вежливых незнакомцев.
– А тебе хотелось, чтобы мы поссорились?
– Может быть. А так мне мерещится скрытое стремление к оскорблению действием. – Она слегка улыбнулась и пригладила волосы. «Ах, если бы так же легко можно было избавиться от волнений…» – Терпеть не могу, когда вы кукситесь.
– Все дело в моей работе. А я тоже отношусь к своим обязанностям очень серьезно.
– Я знаю.
– А он нет.
– Неправда, Ной. – Брови Селии сошлись на переносице. В ответе Ноя было больше обиды, чем гнева. – Просто он не до конца понимает, что ты делаешь и зачем. Тем более что этот случай для него особый.
– Для меня тоже. Не знаю, почему, – добавил он, увидев пристальный взгляд матери. – Просто так оно есть. И было всегда. Я обязан написать эту книгу.
– Знаю. И думаю, что ты прав.
У него гора свалилась с плеч.
– Спасибо.
– Я хочу только одного: чтобы ты попытался понять его чувства. Думаю, именно так и случится, когда ты лучше узнаешь людей и события. Ной, у него болела душа из-за этой девочки. И, кажется, болит до сих пор. У него были другие дела, в том числе и более ужасные, но он не может избавиться от мыслей о ней.
«И я тоже», – подумал Ной. Но промолчал. Ему не хотелось думать об этом.
– Я собираюсь съездить в Вашингтон и проверить, там ли она.
Селия помедлила, разрываясь между отцом и сыном.
– Там. Они с Фрэнком переписываются.
– Серьезно? – Ной задумался, подошел к столу и снова наполнил свою кружку. – Что ж, хорошо. Это облегчит мою задачу.
– Едва ли что-то может ее облегчить.
Час спустя оставшийся в одиночестве Ной (которого слегка подташнивало от четырех пирожных) решил, что этот день подходит для путешествия ничуть не меньше, чем любой другой. Но этот раз он поедет в Сан-Франциско на машине, решил он по дороге в спальню, где хранились остатки его гардероба. Это даст ему время подумать. Даст возможность на несколько дней забронировать номер в «Риверс-Энд».