– И как долго он собирается пить?

– Откуда ж я знаю? – я потянула к себе колбасный хвостик и засунула в рот. – Пока деньги не закончатся. Даром кто его поить станет?

И вот понимаю, что самолично Марисса за супругом бегать бы не стала. Гордость не позволила бы и все такое, но… почему никого не послали? Будто бы это нормально. И выводы, которые в голову лезли, мне совершенно, вот совершенно не нравились.

Но их я не озвучила.

Так и сидели.

Глен, будто услышав, что говорят о нем, заворочался и засопел, потом заговорил что-то и, главное, жалостливо так, прямо захотелось по голове погладить, утешая. Но вставать было лень, да и чай остывал.

– У бабушки день рождения скоро, – сказал Эль, отвлекая то ли от бывшего, то ли в принципе. – Будет прием. Нас пригласили.

– Угу, – ответила я.

– Я… отыскал подарок, – он покосился на бочку.

Собирается подарить бабушке руку демона? Оно, конечно, весьма себе редкость, да и бабуля у него с характером, но все же… он уверен, что пожилая эльфийская леди мечтает именно об этом?

– …но тебе нужно составить букет.

– Какой?

О составлении букетов я имела весьма отдаленное представление.

– Это обычай. Древний.

– Ага…

Вот только древних эльфийских обычаев мне не хватало.

– А если я… куплю?

– Это будет весьма… неуважительно.

– И розы не подойдут?

Что-то я крепко подозревала, что не подойдут. Эль пожал плечами. Ага, стало быть, может и подойдут, но подозреваю, что далеко не все и просто нарезать веник, даже если из сада градоправителя, будет мало.

– Рассказывай, – велела я.

– Искренний букет раскрывает отношение дарящего к одаряемому. Он может выражать восторг какими-то качествами. К примеру розы в сочетании с альстромерией…

…это еще что за зверь?

– …говорят, скажем, о невинности, если розы белые…

…сомневаюсь, что трехсотлетняя бабушка обрадуется, если ее прилюдно назову невинной…

– …или о страсти, если розы темно-красные, главное, не перепутать с вишневыми. Вишневые в сочетании с альстромерией воспринимаются двусмысленно, поэтому добавляют третий компонент. Уместны будут снежные ирисы.

– Хватит! – взмолилась я.

Ненавижу цветы.

То есть, до этого момента я была уверена, что к цветам совершенно равнодушна, Однако сейчас осознала – ненавижу.

И ведь пропустить нельзя.

И про букет не забудешь.

– Ты можешь взять любые, – Эль коснулся моей руки. – На самом деле формальные значения – это далеко не все. Нас учат гармоничным сочетаниям, однако моя бабушка всегда полагала, что растения следует чувствовать, а не пользоваться справочниками. Так оно вернее.

Чувствовать, стало быть.

Пока я чувствовала лишь глубокое раздражение и собственную беспомощность.

Ведро воды разбудило Глена быстрее уговоров. Он вскочил, отфыркиваясь, озираясь бешено, а на руке, главное, вспыхнуло кольцо тьмы. Интересный у него браслетик. Весьма интересный.

– Успокойся, – велела я.

– А… это ты…

– А ты кого ждал? – я ведерко отставила и ногой за спину задвинула, правда, оно не упустила случая грохнуться на пол, причем весьма немелодично.

– Мало ли…

– Ага, то есть ждал?

Глен отвел взгляд. А я велела:

– Рассказывай.

– О чем?

– Обо всем.

– Я, между прочим, вымок до нитки…

Так уж и до нитки. Спал он в кожанке, с которой вода скатилась, и в брюках, тоже от намокания защищенных, благо, хоть ботинки снять сподобился. А что до тряпок, то их я выкину, сожгу на заднем дворе, а пепел прикопаю на всякий случай, чтобы не возродились ненароком.

Глен неловко слез с печи, потянулся и поскреб живот.

– А поесть дашь?

– В рыло дам, – сказала я.

– Силенок-то хватит?

– У меня, может, и не хватит. Ничего, помощь кликну, если что…

– Этого своего… нашла себе… людей мало было?

– Мало, – согласилась я, глядя, как Глен пытается пригладить торчащие дыбом волосы. Помятый, похмельный он выглядел довольно жалко. Вот только жалость моя куда-то подевалась.

Наверное, дожди смыли.

А ведь и вправду, людей в моей жизни было немного, все больше нелюди, но и те какие-то неправильные.

– Когда ты так смотришь, мне становится не по себе, – он широко зевнул. – Выгонишь?

– Смотря до чего договоримся.

– Узнаю, всегда отличалась практичностью, – Глен обошел меня, не забыв пнуть ведро, отправив его в угол кухни. – Мне бы тогда присмотреться, глядишь и жил бы… нормально.

Он открыл шкафчик, вытащил горбушку хлеба, которую обнюхал со всех сторон.

– А больше ничего нет?

– Не наглей.

– Я, между прочим, три дня не ел.

– Зато пил вволю, – я наблюдала за ним, гадая, стоит ли ему верить.

Опыт подсказывал, что не стоит. Как не стоит и демонстрировать своего недоверия слишком уж явно. Вот… никогда не любила подобных игр.

…зато появилась интересная мыслишка.

По поводу букета.

– Пил. Причины были… твой ушастый здесь?

– Здесь.

Эль, в отличие от бывшего, обладал удивительной способностью не мешать.

– Зови, – Глен плюхнулся на стул. – С ним мне говорить интересней. Извини, но ты, ты – так, мелкая напасть, с которой они справятся. Знаешь, если б я хоть о половине того, что там творится, догадывался, когда с Мариссой закрутил… то есть, это она со мной закрутила.

– И чего ради?

У Мариссы всегда имелись поклонники. И я не говорю даже о студентах, восхищенных ее красотой, а еще связями, которые к этой красоте прилагались, скромно намекая, что избранника ждет неплохая карьера.

Нет, на нее обращали внимание люди весьма уважаемые.

Почему она выбрала Глена?

Почему не племянник градоправителя? Весьма себе представительный мужчина, с которым я несколько раз видела Мариссу, а она потом отмахивалась, что, мол, пустое, зануден до невозможности. Или тот северянин, подаривший ей шубу.

Шубе я завидовала.

Северянину тоже, поскольку был он высок, светловолос и собою весьма даже привлекателен. А Глен… если подумать, то странный выбор.

Ни родственников.