Но не поддаться не получается. Подушка нагревается быстрее, чем остывает, пижамные штаны перекрутились и смертельно раздражают, а ног и рук внезапно стало так много, что все они просто не умещаются под одеялом.

Моника раскрывает глаза и садится на постели. В ту же секунду ей становится понятно, чтó ее разбудило.

У Моники сильно болит живот.

Моника выбирается из кровати, накидывает халат и, стараясь ступать неслышно, выходит из комнаты.

– Ванна, – тихонечко бубнит Моника себе под нос, – мне нужна теплая расслабляющая ванна…

Моника заходит на кухню и зажигает огонь в газовой колонке. Потом идет в ванную, затыкает слив пробкой с синим резиновым бегемотом на цепочке и пускает воду. Колонка начинает гудеть.

– Заткнись! – угрожающе шипит Моника, выглядывая из ванной, и грозит колонке кулаком. Колонка продолжает гудеть, но уже потише.

Моника выходит в коридор и прислушивается. Из маминой спальни доносится ровное дыхание. Моника удовлетворенно кивает и возвращается в ванную. Моника ни за что не хочет будить маму.

– Подумаешь, живот, – бубнит Моника, раздеваясь, – видали мы этот живот… Сейчас в ванночке посижу и спать пойду.

Моника складывает пижаму и халат на маленькую табуретку и забирается в ванную.

– Ванночка хорошая, ванночка теплая, – бормочет Моника, ерзая в горячей воде. – В ванночке все животы проходят как миленькие.

Воды становится слишком много. Моника ногой дотягивается до крана и закрывает его.

«Хорошо, что у нас краны не закручивающиеся, – думает она. – Трудно закручивать кран ногой…»

Моника сидит по подбородок в воде и терпеливо ждет, когда у нее перестанет болеть живот. Над Моникиным животом плавает синий резиновый бегемот. К бегемоту прицеплена цепочка из маленьких шариков. Цепочка соединяет бегемота с пробкой в дне ванны. Бегемот внимательно смотрит на Монику белыми пластмассовыми глазами. Монике это не нравится, и она с силой дует бегемоту в резиновую морду. Слегка покачиваясь на поднятых Моникой волнах, бегемот неторопливо поворачивается к Монике задом.

Моника торжествующе улыбается, откидывается на край ванны и собирается хорошенько зевнуть – открывает рот и несколько раз коротко вздыхает, накачивая свой зевок воздухом. В этот момент невнятная ноющая боль в животе превращается в почти невыносимую, и Моника с лязганьем захлопывает рот и так резко сгибается, что окунает лицо в воду. Несколько мгновений она так и сидит, потом поднимает голову и отплевывается.

– Черт знает что, – бормочет испуганная Моника нарочито бодрым тоном. – Чуть не утонула из-за дурацкого живота!

Боль потихоньку отступает, и Моника выбирается из ванны и торопливо вытирается большим голубым полотенцем.

– Пойду в постель, – приговаривает она, надевая пижаму. – В постели точно не утону.

Оставив бегемота плавать в ванне, Моника накидывает халат и тихонько возвращается в комнату.

Моника лежит в постели и жалобно поскуливает. Она никак не может понять, жарко ей или холодно, поэтому то укутывается в одеяло с головой, то сбрасывает его на пол.

Моника уже полежала свернувшись клубком, посидела на краю кровати и на подоконнике и даже, вспомнив, из-за чего над ней смеялись подружки в скаутском лагере, постояла немного на четвереньках, уткнув голову в подушку и выставив зад. В лагере это очень помогало от боли в животе, но теперь почему-то стало только хуже.

Моника снова усаживается и начинает покачиваться. Ей кажется, что боль можно отвлечь и усыпить, поэтому Моника начинает тихонько петь своему животу колыбельную.

– Спи, малыш, усни, звезду ночную я уже искала, не нашла,[47]– слегка блея, поет Моника.

Моника очень старается не сбиться. Она уверена, что если ей удастся допеть песню до самого конца, боль пройдет.

Где-то на периферии ее сознания, за текстом песни начинает мигать смутно знакомое слово «дискриминант», но Моника пытается его игнорировать.

– Спи, ведь ночь совсем еще малышка, спи, и пусть она… – Моника задумывается, вспоминая, и внезапно вместо «с тобой поспит» заканчивает: – Дискриминант. – В животе как будто взрывается бомба. Тоненько взвизгнув, Моника падает на постель и пытается завязаться узлом.

Моника чувствует, как к горлу подкатывает тошнота. Пошатываясь, она встает с кровати и босиком плетется в туалет.

В туалете Моника садится на пол и заглядывает в унитаз. Из унитаза тянет прохладой.

Тошнота отступает, но у Моники уже нет сил встать. В голове пульсирует, переливаясь, отвратительное слово «дискриминант». Оно же, судя по ощущениям, ворочается в животе.

Моника прижимается щекой к пластмассовому унитазному кругу и плачет, стараясь не всхлипывать слишком громко.

* * *

Дона Мариана просыпается оттого, что ей неуютно. Не открывая глаз, дона Мариана переворачивает подушку на прохладную сторону, подтягивает одеяло к подбородку, несколько секунд шевелит ногами, пытаясь устроить их поудобнее, затихает и пытается снова уснуть.

Бесполезно. Неуютность никуда не девается и даже усиливается.

Дона Мариана раскрывает глаза и садится на постели. В ту же секунду ей становится понятно, чтó ее разбудило.

Откуда-то из коридора доносится тихий плач Моники.

Дона Мариана вскакивает, хватает халат и выбегает из комнаты.

Дона Мариана заглядывает в Моникину комнату – пусто. В ванной тоже пусто, только синий резиновый бегемот каким-то образом оторвался от пробки и уплыл на край ванны, утащив с собой цепочку из шариков.

Дона Мариана распахивает дверь туалета и обнаруживает Монику, сидящую на полосатом коврике перед унитазом.

– Моника, доченька, что с тобой?! – кричит дона Мариана. – Тебе плохо? Что болит?!

Моника поднимает голову и смотрит куда-то сквозь дону Мариану.

– Дискри… минант, – скрежещет она, почти не шевеля губами.

Доне Мариане становится страшно.

– Какой дискриминант? Где? – переспрашивает она и присаживается рядом с Моникой на корточки.

– У меня, – шепчет Моника. – В животе… болит…

И поняв, что мама уже проснулась и можно больше не сдерживаться, Моника роняет голову на унитазный круг и басовито, с подвываниями, рыдает.

[48]